– Не стрелять! – приказал старший опер. – Далеко не убежит.

Хорьков, подскакивая среди всякого мусора, маханул, как бродячая собака, на крышу машины, с нее – на другой берег и затерялся в кустах.

– Жаль, – вздохнул Сеня, отдавая его пистолет. – Но я его поймаю. Еще кусается! Хорек!

– Вам, дядь Сень, – посоветовал Алешка, – нужно на всякий случай прививку от бешенства сделать.

– А тебе, Алексей, – сказал старший опер, – укол от любопытства. И от непослушания.

– А чего тут было-то? – вдруг послышался громкий дребезжащий голос. Это появилась Анжела со своей глухой бабулей. – Кино снимали?

– Кусались, – сказал Алешка. – Рогами.

– Вас не поймешь, – проговорила бабуля. – Кого зубами забодали, кого рогами закусали… Шли бы по домам.

И мы пошли домой. Только не сразу. Проводили глазами охранников, которых повели к машине оперативники, помахали бабуле, которую повела домой Анжела. Алешка перевернул ломаный ящик и достал из-под него наш родимый пульт от телевизора.

– Даю команду на всплытие, – сказал он. И нажал нужную кнопочку.

Из неглубоких глубин вышла на поверхность подводная лодка И, повинуясь следующей команде, направилась к берегу, легонько тюкнулась в него носом и замерла.

– Ловко, – похвалил Алешку Сеня. – И когда ты успел-то?

Алешка убрал лодку в пакет, и мы пошли домой. Сеня проводил нас не только до подъезда, а прямо до дверей квартиры. Он, наверное, опасался, что Хорьков от Алешки не отстанет.

– Береги эту… бляшку, – сказал на прощанье ему Сеня. – И поскорей отцу отдай.

Когда папа пришел домой, Алешка спросил его:

– Как там дела, в Воронеже?

– Пока никак. Нам не хватает информации. И Хорьков скрылся.

– Информацию я тебе дам. – Алешка поставил перед папой на стол подводную лодку, открыл люк рубки и достал из нее эту самую бляшку-флэшку. Так, фиговинка какая-то. Плоская и невыразительная.

Но на папу она произвела впечатление. Он вскочил, схватил ее и убежал в кабинет. Алешка самодовольно усмехнулся и сказал вполголоса не очень вежливо:

– Запрыгал наш папенька. Как Анжелка по камням.

…Когда мы несмело вошли в его кабинет, он одной рукой гонял «мышку» компьютера, в другой держал телефонную трубку и отдавал распоряжения:

– Дальше… Высылайте людей в Воронеж и производите выемку этих счетов в банках «Кара», «Альфа», «Центр-2». Записал? Дальше… Опергруппу – в Можайский район. Да, на дачу Хорькова. Докладывать постоянно. Удачи, ребята!

Папа повернулся к нам, веселый и довольный.

– Спасибо, – сказал он, улыбаясь. И с той же улыбкой снова снял трубку зазвонившего телефона.

По мере того как он слушал, улыбка с его лица стала сползать, а на лоб «набежала хмурость».

– Вот так, да? – переспрашивал он. – И Сеня Клык с ними? Хорошая компания. Спасибо, Виктор. Я с ними разберусь. По полной программе. – Тут папа вздохнул: – Хотя я только что выразил им благодарность. За помощь следствию. Да, Виктор. Нашли они флэшку. Нет, нет, Витя, не проси за них. Ценный подарок им? За помощь следствию? Ну, хорошо. Я сначала их выпорю, а потом уж ценный подарок. И Сеню выпорю. Пока. – Папа положил трубку, тут вошла мама. И он сгоряча добавил: – И мамашу их выпорю.

– А меня-то за что? – удивилась мама.

– За плохое воспитание! – И он рассказал ей о том, что мы натворили на диких берегах нашей любимой Самородинки. Смородинки все-таки. Как-то привычнее.

Мама внимательно выслушала и сказала заносчиво:

– Пори! Я горжусь таким воспитанием! Я даже разрешу им забрать одну крысу у Сашеньки. Она очень симпатичная.

Мы не стали уточнять – кто именно очень симпатичная. Все они хороши, и люди и звери. Особенно те люди, которые любят зверей и детей.

Можно было бы сказать, что на этом история, приключившаяся с нами на берегах Смородинки (все-таки), благополучно завершилась. Но она завершилась не совсем. Хорькова так и не нашли.

Уже потом стало известно, что он скрывался на какой-то квартире и все время пытался выследить нашего Алешку. Хорьков был уверен, что его флэшка находится у Лешки, что Лешка, по малолетству, не догадывается о ее назначении и ценности. Может быть даже, что он ее выбросил. Так пусть хоть покажет, куда. Землю в том месте будет рыть Хорьков, экскаватором, но флэшку найдет. Ведь в ней, такой маленькой, такие большие деньги!

Но это все стало известно уже потом. А пока мы с Алешкой находились под неусыпным и неустанным наблюдением Сени.

Вот мы выходим из дома и идем в школу. Всю дорогу в некотором отдалении за нами лениво и небрежно – руки в карманах, сигарета во рту – шагает Сеня. Или один из его дружков. Был даже такой случай, когда какой-то деловой и торопливый дядька довольно грубо отшвырнул Алешку со своего пути: «Не путайся под ногами!» И он тут же пожалел об этом. А мы его не пожалели. Мы подумали, что в следующий раз, как бы он ни торопился, больше так не сделает.

…Мы выходим из школы. Неподалеку уже маячит Сеня. И маячит за нами до самого подъезда.

…Мы идем в магазин. Та же картина. Мы идем на стадион – ничего нового. Алешка гоняет по улицам на роликах: за ним обязательно трусит знакомая тучная фигура.

Сначала нам это нравилось – приятно чувствовать за собой надежную силу. А потом стало немного надоедать. Мы почувствовали что-то вроде зависимости от своей охраны. И я даже немного посочувствовал всяким бизнесменам, которых на каждом шагу сопровождают мол–чаливые «шкафы» с пистолетами под мышкой. Как-то это обременительно.

Но все это было не напрасно. В один прекрасный вечер мы возвращались из школы, когда уже было темно. В школе проходила встреча с ветеранами российской эстрады. Эти ветераны были все довольно молодые и строили из себя немыслимых звезд. Они пели, приплясывая, совершенно одинаковые песни – и по словам, и по мелодии, – а слов в этих песнях было не очень много. Пять или шесть. Которые они повторяли без конца – даже надоело. И припляски их были такие же.

Между песнями они рассказывали всякие случаи из своих звездных жизней. Случаи тоже были скучные. С одним смыслом: все люди обыкновенные, а мы очень необыкновенные. У нас все не так, у нас все по-другому. У людей все серое, а у нас все яркое. Даже когда у нас угоняют любимый «мерс» или гаишник отдает нам честь за езду за рулем в нетрезвом виде.

Они все это рассказывали и сами смеялись. А мы слушали и не смеялись. Особенно когда они жаловались, как тяжело им живется. Все время гастроли, выступления, все время под пристальными взглядами зрителей… И я подумал, а вот, например, у нашего папы жизнь куда как легче. Под пристальными взглядами опасных преступников, а то и под стволами их пистолетов. Поездки, засады, тревожные ночи, трудные дни. Напряженная работа. И очень нужная людям. Наверное, немного нужнее, чем припевки и припляски под пристальными взглядами зрителей. Но мы с Алешкой никогда не слышали, чтобы папа жаловался на свою работу.