Чуть позже зашла Катя. Они пробыли вместе всего пару минут, но Лескову была важна ее поддержка. Он больше не был тем роботом, которого Белова навещала в дни его уединения. В этот раз каждое ее слово попадало в цель. Девушка будто видела его насквозь, чувствовала каждую его эмоцию, которые он прежде так мастерски скрывал. Для людей он был кем угодно: кайрамом, солдатом, «процветающим», лидером, манипулятором, но только не человеком со своими достоинствами и недостатками. Для нее же этот молодой мужчина по—прежнему был тем самым Димой Лесковым, который заступился за нее перед Миланкой и другими девчонками, который пытался помочь ей воплотить мечту и стать художницей, который привез ей противоядие и тем самым спас ей жизнь…

Да, они пробыли вместе всего несколько минут, но для Кати этого было достаточно, чтобы снова ощутить, насколько сильно она его любит. Такого неидеального, сложного и при этом чертовски близкого и родного. Слушая его краткие, обрывистые фразы, девушка с трудом сдерживалась, чтобы не проявить свои истинные чувства. Лишь на мгновение ее рука накрыла его руку. «Подружески», — как позже успокаивала себя Катя. Да, по—дружески.

Ближе к вечеру в дверь кабинета Дмитрия снова постучали. И в этот раз на пороге стоял самый неожиданный посетитель из всех. То была Оксана. Она по—прежнему выглядела расстроенной, но во—всяком случае взгляд ее больше не пылал ненавистью.

— Я хотела извиниться, — сухо произнесла девушка и, не дожидаясь позволения, вошла в кабинет. — Наверное, мне не следовало игнорировать тебя сегодня утром. Хотя ты и заслужил.

— И тем не менее ты извиняешься? — в голосе Дмитрия послышалось легкое удивление.

— Я заставила себя вспомнить, что именно ты укрыл меня от Совета Тринадцати в Петербурге. Но это не оправдывает твое поведение по отношению к Руслану.

В этот момент в глазах Хворостовой снова промелькнула ярость.

— Ты прекрасно знал, что для него значит его семья, — холодно продолжила она. — И ты ударил по самому больному. Спровоцировал его!

Оксана прервалась, чувствуя, что по щекам снова потекли слезы. Прижав ладонь к губам, она несколько раз судорожно вздохнула. Рыдания раздирали ее изнутри, но она не хотела реветь перед ним, как какая—то идиотка. Вместо этого ее голос сорвался на крик:

— Черт возьми, Лесков, чем ты думал? В тебе осталась хоть капля человеческого, или та, другая сущность, уже осушила тебя до дна? Что ты…

В тот же миг она испуганно прервалась. Глаза Дмитрия окрасились медным, и прежде чем девушка успела среагировать, она уже была прижата к стене.

— Я скажу тебе, о чем я думал, — сквозь зубы процедил он, глядя на нее своими жуткими неестественными глазами. — Я думал о том, чтобы как можно больше кайрамов смогло отправиться на Золотой Континент. Думал, как защитить оставшихся в живых, как отразить атаку врага… Все полукровки сейчас играют в русскую рулетку. Руслану не повезло. Возможно, погибнет еще кто—то. Но я пойду на всё, чтобы закончить эту проклятую войну… Хочу, чтобы ты это знала, чтобы в дальнейшем больше тебя не разочаровывать.

С этими словами Лесков криво усмехнулся. Оксана все еще выглядела напуганной, но в глубине ее глаз читалось что—то еще.

— И впрямь, — тихо произнесла она, мягко упираясь ладонью ему в грудь и задевая пальцами пуговицу на его рубашке. — Только странно, что ты решил напугать меня, притворившись монстром. Меня гораздо больше пугают некоторые твои поступки. А еще то, что, как бы сильно я не пыталась тебя ненавидеть, у меня не получается… Это из—за того, что ты — кайрам? Или потому, что до сих пор влюблена в тебя?

В ту же секунду глаза Дмитрия снова сделались синими. Только сейчас он понял, что означал взгляд этой женщины и явно не был готов услышать подобное признание, да еще и в такой ситуации.

— Ну вот и всё, — губы Оксаны тронула улыбка. — Страшный монстр сделался кротким. А всего—то и нужно было сказать ему несколько слов… Не отвечай. Я знаю, что ты все еще ее любишь. И ты отправишься на Золотой Континент не с целью спасти планету от плохих богачей, а чтобы отомстить за нее… Долгое время я задавалась вопросом, что в ней такого особенного, что из нас троих ты выбрал именно ее. Но, видимо, что—то все же есть, раз ты так крепко на нее запал.

— Из вас троих? — эхом переспросил Лесков.

— То, что Белова числится занятой, еще не означает, что она к тебе равнодушна…

— Ты давно не заходил…

В этой фразе не было ни обиды, ни укора, ни желания пристыдить. Для Адэна эти слова являлись скорее попыткой показать Фостеру, что он помнит каждую их встречу.

Чуть приоткрыв глаза, мальчик устало посмотрел на вошедшего. Забавно. А ведь в последнее время ему даже не требовалось видеть лица своего посетителя — Аден уже заранее узнавал его по походке. Их шаги действительно отличались: легкие и торопливые — это Вика, мягкие и неспешные — доктор Альберт, твердые и быстрые — Дмитри Лескоу. Эрик же двигался медленно и лениво, словно делал одолжение разом всей станции.

— Я не нанимался навещать тебя три раза в день, — парировал Фостер, приближаясь к постели мальчика. — Ты тут валяешься, а у нас на поверхности летают драконы. Как тебе такая история?

— Вика мне рассказывала, — Адэн слабо улыбнулся и слегка приподнял руку, желая коснуться руки Эрика.

— Да что она могла тебе рассказать? — Фостер с деланной неохотой пожал его пальцы. — Только и видела, что одного фиолетового. А их на базе уже штук семь, как минимум. Семь драконов и одна собака. Ни дать, ни взять «Шапито»!

Адэн снова улыбнулся. С вышеупомянутой собакой он был знаком не по наслышке. На самом деле выжившая овчарка была любимицей местных детей и головной болью доктора Вайнштейна. Адэн так сильно упрашивал показать ему настоящую собаку, что Дима согласился, и Альберту пришлось поступиться своими принципами и таки позволить привести животное в палату.

После Вайнштейн еще долго переживал момент встречи больного мальчика с собакой. Прежде он даже представить не мог, что четырнадцатилетний подросток может смотреть на обыкновенного пса с таким благоговением. Впрочем, это было неудивительно. Всё, что Лунатик знал в своей жизни, заключалось в стенах лабораторной палаты. Стены, капельницы, шприцы да бесконечные провода.

Робкая просьба позволить погладить зверя не стала для Альберта неожиданностью. Нажав на рычаг, он медленно опустил койку Адэна на нужный уровень, после чего Фостер подвел к нему собаку. Та приветливо завиляла хвостом, и слабая улыбка мальчика стала чуть заметнее. Эта тощая овчарка с разодранным ухом показалась ему гораздо красивее тех, что он видел в своих снах. Карие глаза зверя были живыми, любопытными и самое главное — не воображаемыми.

Но, едва Аден попытался протянуть руку, чтобы коснуться шерсти, на его лице появилось мучительное напряжение. Его губы дрогнули, меж бровей залегла морщинка. Почему же это так сложно — просто погладить собаку? Почему для этого требовалось столько усилий? Волна отчаяния обрушилась на него с такой мощью, что ему захотелось кричать. Вот только даже для крика требовались силы.