— Не прикидывайся, что не помнишь, как я подходил к тебе с этой проблемой. Я просил тебе предоставить мне время и место для тренировок отдельно. Я не хочу, чтобы присутствующие здесь люди потом говорили обо мне: «А, это тот самый врач, который создал противоядие и снес хвостом памятник архитектуры?».

— Да ты издеваешься! — разозлился Дмитрий. — Мы все падали! Это нормально!

— Извини меня, конечно, но есть некоторые вещи, которые даже во время войны не утратили для меня значение. Например, моя репутация. Мы подождем, когда закончится тренировка и ненадолго задержимся, чтобы я обучился. Как энергетик, я уже чувствую, что нужно делать.

— А именно — создавать мне дополнительную головную боль…

— Потерпишь! Я несколько ночей толком не спал из—за этой сыворотки. Задержимся на поверхности всего на двадцать минут. Хоть это я могу у тебя попросить? Фостеру ты почему—то многое позволяешь!

Услышав этот аргумент, Лесков тяжело вздохнул:

— Ладно. Но только один раз. Если понадобятся еще тренировки, будешь кататься вместе со всеми!

— По рукам, — согласился Вайнштейн.

Дмитрий не ответил, так как отвлекся на звук аплодисментов. В этот момент Кристофу первому наконец—то удалось нормально приземлиться. Однако радости от увиденного Лесков не испытал. Он и так уже был на взводе: сначала из—за Фостера, затем из—за споров с московским руководством, а теперь еще и Альберт решил встать в позу и доставать его своей безупречной репутацией.

Когда они вернулись к группе, последней каплей в чашу Диминого терпения стало обращение Руслана. Парень в который раз решил напомнить о себе, а именно — спросить разрешения наконец использовать «эпинефрин». То, что Гаврилов нервничал — это ничего не сказать. Заветная сыворотка уже несколько дней лежала в его рюкзаке на случай атаки «процветающих», однако использовать ее в целях эксперимента Альберт по—прежнему не позволял. И, к его огромному разочарованию, в этот раз врач снова выразил свои сомнения.

— Знаешь, Руслан, еще есть время. — задумчиво произнес он. — Давай я еще раз перепроверю всё, и, может быть, на следующей тренировке.

— Вы уже сто раз перепроверяли! — воскликнул Одноглазый. — Говорю же, всё будет нормально. Я обращусь, как и все остальные! Даже если во мне и есть паразит, то он только поможет мне. По сути, я рискую меньше любого из вас!

— Это в идеале. Но я настоятельно рекомендую подождать.

— Твою мать! — вырвалось у Лескова, и он, уже не в силах скрыть свое раздражение, отошел от Альберта и Руслана. Его нервы и так были на пределе, а сегодня каждый, словно нарочно, пытался еще больше взбесить его своими разговорами или поступками. То, что Гаврилов до сих пор не использовал разработанную для него сыворотку, казалось Дмитрию каким—то идиотизмом. Они все использовали «эпинефрин», один за другим, и ничего не случилось. Да, у Альберта был побочный эффект, но его удалось устранить. То же самое и с Русланом. Какие к черту проблемы?

Словно почувствовав состояние Лескова, Одноглазый направился за ним. И, наверное, это было его ошибкой. Реакция Дмитрия заставила его почувствовать себя чуть ли не трусом, который, подобно Фостеру, пытается «откосить». Но это было неправдой. Больше всего на свете он сейчас желал принять истинную форму и обрести силу, которая поможет ему расправиться с «процветающими».

— Эй, Лесков! — окликнул его Гаврилов, игнорируя внимание собравшихся здесь людей. — Ну что ты опять бесишься? Если Вайнштейн говорит, что надо подождать, значит, так надо! Или ты думаешь, что я сам не хочу обратиться? Ошибаешься! Я тоже хочу отправиться на Золотой Континент и отомстить за свою семью! Не надо думать, что ты — такой герой, а все остальные — трусы. Я — один из первых, кто хотел проверить на себе действие препарата!

— Хотел бы проверить, уже давно бы проверил! — резко ответил Лесков. — Сколько можно рассказывать о своей погибшей семье, если ради них ты даже не в состоянии принять элементарное решение!

— Да пошел ты! — в гневе закричал Руслан, стискивая кулаки. — Как ты смеешь говорить о моей семье? Ты, «процветающий»? Они же погибли из—за тебя! Это ты отравил их, ублюдок! Ты и твои богатенькие дружки!

— Эй, парни, не ссорьтесь! — Оксана вмешалась первой. Оказавшись между Русланом и Дмитрием, она строго посмотрела сначала на одного, потом на другого. — Еще не хватало, чтобы мы между собой перегрызлись. Ваш враг там, а не здесь!

— Да пошел он! — снова повторил Руслан, после чего поспешно направился к входу в метро.

Настойчивый стук в дверь заставил Дмитрия проснуться. В первый миг Лесков почувствовал, как у него затекла спина, а затем пришло осознание того, что он вырубился прямо за рабочим столом. Наверное, так и проспал бы до самого утра, если бы не посетитель.

Стук повторился, и взгляд Дмитрия машинально скользнул по циферблату часов: без двадцати минут три…

В тот же миг внутри него всё похолодело. В мирное время ночные визиты вызывали у него либо удивление, либо раздражение. Но сейчас он уже подсознательно испытывал тревогу каждый раз, когда слышал подобный стук.

Резко поднявшись с места, Дмитрий поспешил открыть дверь незванному гостю.

— Что случилось? — спросил он, увидев на пороге Фостера. И, наверное, впервые отсутствие ухмылки на губах наемника, насторожило его еще больше, чем если бы тот «скалился».

— У вас проблемы, — сухо произнес американец. — Сейчас рассказать или сами посмотрите?

— И то, и другое…

— Тогда идемте в бывший жилой сектор. Если, конечно, осмелитесь… На вашем месте я бы предпочел закрыться в кабинете и подождать, пока они остынут…

— Кто «они»? — не выдержал Дмитрий, следуя за Фостером.

— Люди. Те самые, ради которых вы постоянно подставляете свою шею, — губы Эрика искривила презрительная усмешка. — По—моему, сегодня вы в который раз сместили меня с трона самого ненавистного обитателя этой станции… Или хотя бы заставили меня подвинуться: я убил Ермакоу—старшего. Вы — Гаврилоу.

— Что? — Дмитрий замер на месте, недоверчиво глядя на наемника.

— Не своими руками, конечно, — поспешил исправиться Фостер. — Но, если бы не ваш с ним конфликт, Одноглазый не пошел бы в бывший жилой сектор, чтобы уколоться «эпинефрином».

Услышав эти слова, Лесков заметно побледнел.

— Он — сам идиот, — продолжил Фостер, игнорируя состояние своего собеседника. — Однако люди считают, что именно вы его подтолкнули с «самоубийству». А то и вовсе внушили ему свою волю…

— Я ничего не внушал, — еле слышно произнес Лесков. Он был настолько потрясен услышанным, что сумел среагировать лишь на прямое обвинение. Хотя и понимал, что эти слова его не оправдывали. Своими неосторожными фразами он невольно убил невинного человека, и эта смерть станет еще одним пятном на его совести.