— Он слишком привязался к Вике, чтобы позволить ей отправиться в Сидней. И, если кто—то насильно попытается ее туда отправить, он попросту не «откроет» вражеский телепорт.

— Я и забыл про Адэна, — пробормотал Бехтерев, устало потирая переносицу. — Вика тоже к нему очень прикипела. Сначала меня напрягала их дружба, но сейчас.

— Заметь, ты тоже дружишь с кайрамом, — улыбнулся Дима.

— Да, но ты — это другое.

— Да нет, то же самое. Кстати, не хочешь пойти с нами на поверхность? Посмотришь на драконов, как они учатся летать.

— Да ну их к черту! Не в обиду тебе, но один из этих долбаных крылатых сделал Вику «иной», а мне теперь расхлебывать. Вот где этот мудак сейчас, когда он так нужен? Впервые в истории десятилетней девочке приходит повестка в армию, а мы ломаем голову, как помочь ей откосить.

— Говорю же, всё будет нормально. Московские не пойдут против меня. Не посмеют.

Спустя пару часов Дмитрий, Жак, Матэо, Кристоф, Ханс, Альберт, Руслан и Эрик действительно поднялись на поверхность. Но в этот раз они были не одни. Более двадцати человек пожелали последовать за ними, чтобы собственными глазами увидеть драконов в небе. Дмитрий поначалу рассердился, но ему тут же любезно напомнили, что почему—то Бехтереву можно. Причем напомнил никто иной, как Оксана.

— Если на нас нападут. — начал было Лесков.

— То вы нас защитите! — договорила за него девушка.

— Да ладно, пускай идут, — внезапно согласился Кристоф, и на этом спор был завершен.

Теперь же их ослепило солнце. Столь редкое для питерской погоды и столь диковинное для тех, кто долгое время находился под землей. Морозный ветер немедленно опалил кожу чужаков, под ногами заворочался снег.

— Я уже и забыл, каково это — просто выйти на улицу, — произнес Вайнштейн, с восхищением окидывая взглядом заснеженное пространство.

— Ты еще не знаешь, каково это — летать над этой самой улицей, амиго, — снисходительно произнес испанец, первым снимая с себя форменную куртку. — Главное, научиться приземляться. До сих пор чувствую себя паршиво после нашего первого полета.

— Это единственное, почему я жалею о своем уходе под землю, — нарочито грустно протянул Фостер. — Пропустил такое шоу. Впрочем, — довольная улыбка снова появилась у него на губах. — Сейчас мы это наверстаем! Как раз труппа колобков пополнится еще на пару артистов.

С этими словами Эрик так красноречиво посмотрел на Вайнштейна, что тот переменился в лице.

— Посмотрим, какое ты шоу устроишь! — немедленно вспылил Жак. — Я лично

нашпигую твою задницу этой чертовой сывороткой и буду наблюдать, как ты корчишься, как червяк на крючке!

— Боже, какие насыщенные эпитеты! — Эрик весело рассмеялся. — Вот только я сегодня не планировал поднимать свою задницу выше того уровня, на котором она находится сейчас.

— А кто тебя спрашивает, трус? — рассердился Кристоф. — Мы все кололи сыворотку. И ты вколешь!

— Он не будет колоть, — внезапно прервал их спор Лесков. Голос его прозвучал неожиданно мрачно, и в первый миг никто не нашелся, что на такое ответить.

— Почему это не будет? — Шульц откровенно оторопел.

— Потому что я так решил, — резко ответил Дима, и в тот же миг на губах Фостера заиграла победоносная улыбка. — Теперь займитесь наконец тренировкой!

— Что—то я не понимаю, амиго, — в голосе Матэо послышались стальные нотки. — Кайрамов и так катастрофически не хватает, а ты собираешься отказаться еще и от «теневого»? Мало того, что запрещаешь брать с собой телекинетика… Ну ладно, она ребенок. А этот.

— Я тоже не сильно старый, — напомнил Эрик. — По американским законам мне даже бутылку пива не продадут.

— Дмитри, что ты такое говоришь? — снова вмешался Кристоф.

— Нам нужен тот, кто будет держать при себе «эпинефрин» для второй инъекции, — нехотя пояснил Лесков. — Незаметный, знающий Золотой Континент.

— Вот—вот, я очень незаметный, — поддакнул Фостер, весело осклабившись. — Хоть кто—то среди вас думает головой. Кроме, конечно, вас, Матэо. Вы для меня всегда были эталоном. Ну что. Шоу начинается? Черт, надо было прихватить с собой раскладывающийся стул, плед и термос с чаем!

В этот момент полукровки растерянно переглянулись, после чего принялись снимать с себя верхнюю одежду. Спустя несколько минут в свою истинную форму обратился Жак. Теперь он уже не медлил, вводя себе в вену препарат, который мог позволить ему снова оказаться в объятиях неба. Его сердце забилось чаще от предвкушения полета, от возможности разрезать крыльями облака.

Когда Жак взмыл в небо, собравшиеся здесь люди с восхищением проводили его взглядом. В этот момент Оксана пожалела, что Алексей не может увидеть подобной красоты. В последнее время он только и говорил, что о кайрамах. И было несправедливо, что он не оказался в числе первых, увидевших их полет.

Однако первое впечатление от этого потрясающего зрелища вскоре оказалось испорчено последующим позорным приземлением Жака. На глазах у всех дракон беспомощно прокатился по земле, раздавив хвостом капот ближайшего автомобиля. Под гробовое молчание кайрам пристыженно стряхнул с себя снег, после чего снова взмыл в воздух.

Но, когда следом за ним также неизящно приземлились и Кристоф, и Матэо, и Ханс, присутствующие начали смеяться. Пример подал Фостер, а затем расхохотались и остальные. В их смехе не было желания оскорбить неумелых «пилотов», забавляла скорее нелепость самой ситуации.

— Нда. Черный Барон и его непобедимая армия, — с досадой пробормотал Лесков, когда мимо него в очередной раз кубарем прокатился Ханс.

— А ты чего стесняешься, доктор? Давай, насладись минутой своей славы! — с этими словами Эрик поднял рюкзак Вайнштейна с земли и услужливо протянул его владельцу.

В тот же миг сердитый голос Альберта отвлек Дмитрия от наблюдения за тренировкой:

— Дима, мы немедленно должны поговорить! Отойдем, пожалуйста, в сторону!

В глазах Лескова отразилось непонимание, однако Вайнштейн тут же схватил за его рукав и потащил прочь.

— А ты — пошел вон! — добавил врач, уловив, что за ними увязался Фостер.

— Да ладно, я сейчас сделаюсь незаметным, и будете, как наедине, — хохотнул Эрик, но под взглядом Дмитрия все же отступил.

Наконец, отойдя на приличное расстояние, Вайнштейн резко остановился, после чего, строго глядя на своего собеседника, произнес:

— Дима, я не могу так жить! Я — уважаемый врач, создатель противоядия и один из создателей «эпинефрина». Со мною считаются люди с руководящих постов. И поэтому я просто—напросто не могу позволить себе наплевать на собственную репутацию! Я категорически отказываюсь выступать посмешищем на глазах у всех.

— О чем ты говоришь? — Лесков озадаченно смотрел на разбушевавшегося ученого.