К этому времени мы подошли к самой кромке леса. Укрывшись в зарослях кустарника, стали разглядывать вновь отстроенную стену. Она была выше человеческого роста, да еще располагалась за внешним рвом.

– Сколько защитников видишь? – спросил я.

– Ни одного, – отозвался Финан.

И верно. Поверх восточной стены Эдс-Байрига не наблюдалось ни одной головы и ни одного копейного острия.

– Боевой площадки тут нет, – сказал я.

Финан нахмурился, задумавшись. Перед нами, не далее как в сотне шагов, шла стена, но ни одного человека, обороняющего ее, не наблюдалось. Часовых не было, но если тут нет боевой площадки, то эти самые часовые могут выглядывать сквозь щели между недавно ошкуренными бревнами. Бревна были разной длины, их не успели еще выровнять поверху. Частокол ставили в спешке.

– Это обман, – согласился ирландец.

– Это сплошной обман! – подхватил я. – Обращение Хэстена – обман. Он просто тянет время до возвращения Рагналла. Когда это произойдет? Через четыре дня? Через пять?

– Так скоро?

– Не исключено, что он уже на обратном пути, – проворчал я.

Теперь это казалось очевидным. Он спалил мост из кораблей, чтобы убедить нас в своем намерении покинуть Мерсию, но он может пройти всего лишь несколько миль на восток и воспользоваться римской дорогой, уходящей к югу по переброшенному через Мэрс мосту. Рагналл возвращается, в этом нет сомнений.

– Сколько ублюдков внутри этих стен? – проворчал Финан.

– Есть лишь один способ выяснить.

Он хмыкнул:

– И кто это постоянно учит юного Этельстана проявлять осмотрительность, прежде чем начать битву?

– Есть время быть осмотрительным, – отозвался я. – И есть время убивать ублюдков.

Финан кивнул.

– Как нам перебраться через стену? – размышлял он. – Лестниц-то у нас нет.

И я предложил – как.

* * *

Во главе приступа шли двенадцать самых молодых воинов. И среди них мой сын.

Фокус заключался в том, чтобы быстро подобраться к стене и быстро перевалить через нее. Лестниц у нас не было, а высота бревен составляла девять или десять футов. К счастью, у нас имелись лошади.

Именно так мы когда-то захватили Сестер. Мой сын встал тогда на седло своего коня и перебрался через ворота. То же самое поручил я проделать двенадцати парням: быстро подъехать к стене и воспользоваться ростом лошади, чтобы преодолеть частокол. Остальным воинам полагалось следовать по пятам. Я бы сам повел ту дюжину, но был уже не так проворен, как прежде. Это работенка для молодежи.

– А если с той стороны нас поджидают сотни две ублюдков? – поинтересовался Финан.

– Тогда нам не перебраться через стену, – проворчал я.

– А если леди Этельфлэд уже согласилась на перемирие?

Этот вопрос я пропустил мимо ушей. Наверняка счастливые христиане разрешили Хэстену сидеть на холме вплоть до Пасхи, однако на меня этот договор не распространяется, потому что Хэстен – мой вассал. Он принес мне клятву верности. Пусть случилось это давно и ублюдок много раз нарушал ее, но клятва оставалась клятвой, и мерзавец обязан повиноваться мне. И не важно, что христиане твердят, будто присяга, данная язычнику, не имеет силы, меня в этом никто не убедит. Хэстен – мой человек, хочет он того или нет, и не вправе заключать договор с Этельфлэд без моего на то согласия. А еще я хотел прикончить мерзавца.

– Вперед! – скомандовал я сыну. – Пошли!

Двенадцать воинов пришпорили коней, вырвались из подлеска на открытую местность. Я дал им удалиться шагов на двадцать-тридцать, потом ударил пятками Тинтрега и заорал:

– Все за мной!

Мой сын опередил прочих, мчась вверх по склону. Я видел, как его скакун нырнул в ров и с трудом взобрался на противоположную сторону, где Утред ухватился обеими руками за верх стены. Он вскарабкался, перекинул через частокол одну ногу, а тут и остальные из дюжины уже полезли по бревнам. Один из парней сорвался и скатился в ров. Брошенные лошади топтались на месте, преграждая нам путь.

А потом стена просто рухнула.

Я как раз только достиг рва. Тот был мелким, поскольку у врагов не хватило времени вычистить его. Не было вбитых в дно кольев или иных препятствий, лишь крутой земляной склон, поднимающийся к насыпи, в которую вогнали бревна. Но вкопаны они были недостаточно глубоко, и под весом примостившихся на них людей стали падать. Звук заставил Тинтрега попятиться. Пока я боролся с конем, мимо меня проносились всадники, – не утруждаясь сходить с седла, они гнали коней через ров и поваленные бревна.

– Спешиться! – раздался приказ Финана.

Одна из лошадей поскользнулась и упала на бревна. Скотина била копытами и ржала, заставляя остальных прижиматься к краям пролома, недостаточно широкого для потока перепуганных коней и охваченных горячкой людей.

– Спешиться! – снова взревел ирландец. – Все вниз! Щиты! Щиты! Мне нужны щиты!

Это был приказ построить «стену щитов». Воины попрыгали из седел и хлынули через поваленную стену. Я тоже вылез из седла и повел Тинтрега в поводу.

– Держи своего коня при себе! – велел я Бергу.

Передо мной лежали бревна, повалившиеся во внутренний ров. За ним располагался второй земляной вал, тоже не представлявший собой серьезного препятствия. Мои люди перебирались через упавший частокол, выхватывая мечи, а на пути у нас стояли три большие хижины, недавно сложенные из неошкуренных бревен и крытые свежей соломой. За хижинами были воины, но находились они далеко, ближе к противоположной стене форта. Насколько я мог видеть, на этом краю крепости не было часовых.

– «Стена щитов»! – взревел я.

– Ко мне! – Финан встал прямо за тремя хижинами и раскинул руки, показывая, где хочет образовать «стену щитов».

– Берг, помоги! – велел я.

Берг сцепил руки и подсадил меня обратно на Тинтрега. Я извлек Вздох Змея.

– В седло и следуй за мной! – бросил я молодому норманну.

Я обогнул нашу торопливо строящуюся стену. Теперь можно было обозреть весь форт. Две сотни? Вряд ли гарнизон превышает эту цифру. Защитники сгрудились в дальнем конце крепости, явно ожидая новостей о договоре с Этельфлэд, а тут мы объявились у них в тылу. Ближе к нам располагалась более многочисленная толпа из женщин и детей, в которой мелькало и несколько мужчин. Наше неожиданное появление заставило их искать спасения в восточном краю форта.

– Надо остановить этих беглецов, – бросил я Бергу. – Вперед!

И пришпорил Тинтрега.

Я Утред, владыка Беббанбурга, во всей боевой славе. Браслеты сраженных врагов блестели у меня на предплечьях, со свежераскрашенного щита скалила пасть волчья голова нашего рода, тогда как второй волк, серебряный, приготовился к прыжку на гребне моего начищенного шлема. Кольчуга облегала торс и была начищена песком, перевязь меча, ножны, сбруя и седло украшены серебром, на шее – золотая цепь, сапоги подбиты серебряными гвоздиками, металл обнаженного клинка – серый от переплетающегося узора, уходящего от рукояти к голодному острию. Я – властелин войны верхом на громадном вороном коне, и нам предстояло вселять страх.