— Да, пыталась. Но у нас всегда уходил день на то, чтобы вновь научиться узнавать друг друга, и день на ожидание, когда же я наконец уберусь оттуда. Это было безнадежно. Я не могла сказать ни одного правильного слова, когда была дома. Как только я открывала рот, меня обвиняли в том, что я выпендриваюсь, что-то строю из себя, умничаю и все такое. Я чувствовала, что Пит просто ненавидит меня.

— Мэгги, но ты же действительно умная женщина! Ты же не могла наступить себе на горло!

— С точки зрения Пита, ум здесь был ни при чем. Он на самом деле очень неглуп. Если бы ты поговорила с ним больше пяти минут, ты бы в этом убедилась. Все разлаживалось оттого, что я что-то делала, а он — нет. С его точки зрения, я предала его. Он был очень зол на меня за это.

— Но ты же в этом невиновата! — Джулия пыталась осознать только что ей рассказанное. — Ты просто хотела самовыразиться. Пит не имел права злиться на тебя за это.

— Но, дорогая, я же оставила его позади. Вот в чем дело. Я обошла его. Если бы он поступил так же со мной, наверное, я бы чувствовала то же самое. Я предала его и наш брак. Будь я на его месте, я чувствовала бы себя такой же покинутой, как и он.

— Но ведь ты — не он.

— Не он, — согласилась Мэгги. — Но мало просто знать об этом.

Мэгги возвращалась от Джулии, впереди возвышалась величественная башня колледжа Святой Магдалены, яркое весеннее солнышко сияло над головой. На мосту Магдалены она остановилась, и, опершись на невысокий каменный парапет, разглядывала нарциссы, пробивающиеся через толстый ковер прошлогодней листвы на газоне колледжа Святой Хильды. За ее спиной по направлению к городу тянулся недовольно рычащий поток машин, впереди простирался дивный сад мира и покоя, истинный рай.

Она точно так же стояла на этом мосту, когда приехала вместе с Питом взглянуть на колледжи Оксфорда. Тогда она впервые попыталась найти в себе силы прислушаться к советам своей преподавательницы из вечерней школы и отправиться за мечтой. Она пробовала объяснить свои чувства Питу. Ей грезилось, что перед ней лежит таинственный мир, о существовании которого она раньше и не подозревала, потому что никто не рассказывал ей о нем. Университет был для нее чем-то, предназначенным для совершенно других людей, — тех, кого показывают по телевизору и о ком пишут в газетах. Или для детей других людей, тех людей, с которыми она никогда не встречалась в жизни. К ней это все не имело никакого отношения. Но неожиданно волшебные травы расступились, и ей открылась дверь в стене. А потом ей был дан ключ, и она сделала первые шаги внутрь, надеясь, что сможет оставить дверь приоткрытой, чтобы не забыть дорогу назад. Но дверь захлопнулась за ней, и она оказалась в ловушке внутри.

Прислонившись спиной к прохладному камню, она обернулась на дорогу. Перед глазами возвышались кремовые стены колледжа Магдалены. Она подняла глаза и остановила взгляд на покрытых причудливой резьбой башенках, тянущихся к небу, словно в попытке дорасти до солнца. «Прямо как я», подумала Мэгги. — Тянутся вверх и не могут найти там ничего, за что можно ухватиться».

Зябко передернув плечами, она быстро направилась вверх по Хай-стрит. Надо бы зайти по дороге в «Диллонс» и купить какой-нибудь новый роман. Что-нибудь, чтобы отвлечься от того, что происходит с ней самой.

Ей не стоило рассказывать все Джулии. Она милая девочка, и Мэгги прекрасно знала, что она выслушает ее с сочувствием и постарается дать совет, если сможет. Но у нее слишком много собственных проблем, чтобы полностью проникнуться чужими. Нелепо было бы рассчитывать на нее. У Джулии есть свое прошлое, с которым ей еще нужно разбираться, да и с настоящим тоже. Если бы только этот парень, Роб, оказался тем, кто действительно ей нужен, с его помощью она смогла бы справиться с тем, что ее гнетет. Но Мэгги догадывалась, что проведенная с ним ночь только добавила проблем Джулии, по крайней мере на данный момент. Неужели только алкоголь виноват в том, что люди порой забывают, кто они и что делают, и принимают скоропалительные идиотские решения, с кем провести ночь, — решения, которые ни за что бы не пришли им в голову, если бы они перекинулись таким же количеством слов с кем-нибудь на автобусной остановке?

Она шла в густой тени, отбрасываемой толстыми кирпичными стенами, и, минуя Экзаменационный Холл, вспомнила момент своего триумфа. После последнего экзамена их окружила толпа студентов колледжа, которые старательно обсыпали их мукой и поливали шампанским, несмотря на отчаянные попытки каких-то господ в котелках помешать им. Пусть она, Мэгги Ридли, всего лишь барменша из Лидса, но сейчас ее чествовали наравне со всеми остальными. Ей было невероятно хорошо в этот момент. Впервые в жизни она действительно ощутила себя одной из них, из высшей касты, из привилегированного сословия, из элиты. А потом она осмотрелась вокруг, в глубине души надеясь увидеть Пита, надеясь, что он все-таки приехал, чтобы встретить, и поздравить ее, и разделить с ней ее восторг. Но его не было.

Неожиданно ее словно обдало холодом, она поежилась. Конечно, Пит был слишком занят своей клушей Дафной. Ему не было никакого дела до Мэгги и ее выпускных экзаменов. Чертова Дафна. Если бы это был кто-то другой, может, она еще смогла бы понять. Но Дафна, задирающая перед ними нос, как только они с Брайаном поселились по соседству. Дафна, сын который один день был физиком-ядерщиком, а на следующий — генеральным секретарем ООН. Дафна, со своим толстым задом и плоской грудью. Дафна, со своим искусственным загаром, со своей садовой мебелью и неизменным барбекю по пятницам. Чертова Дафна.

А она-то, будучи в университете и обнаружив, — что просто повергло ее в шок, — что мужчины находят ее привлекательной, все время хранила верность Питу. Даже когда молодые, красивые мужчины старались завоевать ее благосклонность, она только отшучивалась и гнала их прочь. И лишь когда после экзаменов она вернулась домой и Пит рассказал ей о Дафне, а потом, запинаясь и мямля, признался, что их связь продолжается уже целый год, она поняла, что была полной дурой, надеясь, что он дожидается ее.

Поэтому, когда в очередной раз запретный плод оказался перед ней, она постаралась вкусить его с максимальным удовольствием. Это было так абсурдно, что не могло не вызвать смех. Дафна по крайней мере была ровесницей Пита. У них было много общего: общее положение, общие соседи, общий магазин распродаж поблизости, запах мясоперерабатывающего комбината. Поэтому их связь была в какой-то степени логичной. Интересно, что бы сказал Пит, если бы узнал о том, что она делает? Сначала, наверное, он бы побагровел и лишился дара речи. Вся его неуверенность стареющего мачо, весь кризис среднего возраста и что еще там его мучило, все это должно было взорваться подобно вулкану. Он не мог представить себе такого. Он просто не мог понять, как кто-либо еще может увидеть в Мэгги сексуально привлекательную женщину — когда его самого такие мысли не посещали уже не один год. А если бы он узнал, что ее любовник — практически мальчик, причем мальчик из частной школы, с произношением блестящим, как люстра, отец которого — важная шишка в Сити, а мать разговаривает так, как будто у нее прищепка на носу?