Мне очень жаль… Я некрасива, я глупа и, может быть, даже… влюблена в другого. Освободись от меня, забудь маленькую дрянь из Центрального парка, гадкую «Дебютантку года». Я недостойна твоего мужества. Это письмо – первый подвиг за мою недолгую жизнь ирландки-антисемитки. (Шучу.)

Встав по стойке смирно, я говорю тебе: «Вольно, можете взрослеть».

Береги себя, не умирай, не рискуй понапрасну. Ты должен жить, чтобы стать великим американским писателем, как мой отец».

Сэлинджер написал Уне:

«Ты, стало быть, спишь со стариком-англичанином, который давно имеет проблемы с простатой и принимает порошок из шпанской мушки, чтобы пробудить к жизни свой изношенный причиндал. Не знаю, хохотать до колик или плакать горючими слезами над такой мерзостью».

В другом письме:

«От любви ещё никто не умирал, не надо верить в эти бредни. На нашем не-романе поставлен крест, я всё понял и пережил эту неудачу. Ты не убила меня, ты меня всего лишь состарила. Но не рассчитывай, я тебя не забуду. Ты научила меня всему: благодаря твоей жестокости я знаю, что такое женщины, я вырос в ускоренном темпе, как те цветы, которые фотографируют раз в день, и они вянут на глазах за двадцать секунд стоит только склеить кадры…

Я пишу это, сгорбившись над подушкой, скрючившись, как глубокий старик, на матрасе, кишащем вшами. Спасибо, спасибо, Уна, за твою холодность, которая так закалила меня. Думаю, война завершит начатое тобой. Я желаю тебе долгой и счастливой жизни с твоей окопавшейся в тылу звездой…».

Уна написала в ответ:

«Дорогой Джерри,

твоё последнее письмо отвратительно. Ты так несправедлив, что мне не следовало бы на него отвечать…

Только по одной причине я решила тебе ответить: из-за твоего нынешнего положения. Умоляю тебя на коленях, будь осторожен, не геройствуй и вернись к нам невредимым…

Предпочитаю проигнорировать то, что ты говоришь о Чарли, и отношу эту низкую клевету на счёт твоего разочарования. С тобой неизменно моя дружба, моё восхищение, изрядная доля моих мыслей и моё глубокое уважение. Пиши и останься в живых, это всё, о чём я тебя прошу…

Это моё последнее письмо, но я от всего сердца желаю, чтобы оно принесло тебе только благо, ведь ничего другого я не хотела никогда. Я не стану с тобой ссориться, у меня и не получится, любая гадость прозвучит в моих устах фальшиво. С сожалением ставлю тебя в известность, что просто не способна думать о тебе плохо…».

Легко использовать такой монтаж, Сэлинджер среди разрывающихся снарядов, кругом трупы, непролазная грязь, а Уна в халате, сидит на краю бассейна зеркально-чистой воды в роскошном доме.

Это правда, вряд ли она вышла бы замуж за Чаплина, не будь он столь богат и столь знаменит. Но это только часть правды, только верхушка айсберга. Если судить хотя бы по письмам, Уна была умна, и будучи умной понимала, что была искренней с Сэлинджером, ей не в чем себя упрекнуть, и столь же искренней оказалась с Чаплином, прожив с ним долгую и – поверим – счастливую жизнь.

Хотя, признаюсь в этом треугольнике, для меня самая приторная фигура Чарльз Спенсер Чаплин. Никакого предубеждения против него нет, убеждён, его немое кино на все времена останется вершиной кинематографа. Речь идёт просто о взаимоотношениях трёх, не более того.

Остаётся сказать, что Чарльз Спенсер Чаплин прожил 88 лет и умер в 1977 году.

Сэлинджер Джером Дэвид прожил 90 лет и умер в 2010 году.

Уна О'Нил-Чаплин прожила 66 лет и умерла в 1991 году.

…вечный подросток как абсолютное клише XX века

В 1951 году Сэлинджер издал роман «Над пропастью во ржи». За короткий срок было продано 60 миллионов копий и до сих пор ежегодно реализуется в год порядка 250 тысяч экземпляров этой книги.

В чём тайна этой книги, почему ею зачитывается уже не одно поколение в разных странах мира?

Ф. Бегбедер в романе о Сэлинджере и Уне, о котором говорилось выше, пишет:

«Ещё до войны Сэлинджер вынашивал мысль о маленьком человеке в большом городе, о вечном подростке, растерянном и потерянном, эгоцентричном и прозорливом, бедном и свободном, робко влюблённым и во всём разочарованным, который стал абсолютным клише удела человеческого в западном мире двадцать первого века»

…почему «двадцать первого», а не «двадцатого»? почему «западного» мира, а, к примеру, не японского? но это не меняет сути…

В том же романе Ф. Бегбедер пишет:

«Хотелось бы мне знать, виделся ли Сэлинджер с Уной после войны. Всё моя сентиментальность. Я думаю, что это Уна вдохновила роман, который навсегда запретил нам стареть».

На мой взгляд, в этом вся суть. Пятнадцатилетняя Уна запретила стареть и себе, и ему. Запретила становиться взрослым. Можно было влюбляться, но только с одним условием, не становиться взрослым. Здравый смысл возразит, как это возможно, но какой здравый смысл для подростка.

Если оставаться в границах настоящей книги, то это абсолютное клише юноши и девушки, которые не хотят взрослеть, пугаются этого взросления, будучи юношей и девушкой не хотят, и не собираются становиться мужчиной и женщиной.

Не одно поколение сочувствует герою романа «Над пропастью во ржи», понимает, что этот роман о них, которые не хотят становиться взрослыми.

Сэлинджер придумал героя на все времена, который будет вечно выламываться из ряда Гамлет, Фауст, Растиньяк, Иван Карамазов[130], другие, но будет оттенять этот ряд, придавать ему новый объём, новое стереоскопическое видение. Художественным открытием Сэлинджера стала интонация романа (мы вправе сказать, «музыка романа»), которая исключила необходимость подробных описаний в стиле Бальзака[131] или Диккенса[132].

Приведу самые первые строчки романа, которые, на мой взгляд, говорят сами за себя:

«Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего, захотите узнать, где я родился, как провёл своё дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, – словом, всю эту дэвид-копперфильдовскую[133] муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться. Во-первых, скучно, а во-вторых, у моих предков, наверно, случилось бы по два инфаркта на брата, если бы я стал болтать про их личные дела. Они этого терпеть не могут, особенно отец. Вообще-то они люди славные, я ничего не говорю, но обидчивые до чёртиков. Да я и не собираюсь рассказывать свою автобиографию и всякую такую чушь, просто расскажу ту сумасшедшую историю, которая случилась прошлым рождеством».

Запись в дневнике: июль, 2016 год

Ещё до завершения книги, посылал отдельные