их. Я заметила блеск из-под волос Мики и поняла, что он открыл глаза и смотрит на меня сквозь путаницу своих темно-каштановых кудрей.

— Ты притворялся спящим? — прошептала я.

Он начал вставать и кивнул.

— Это полицейские дела, — шикнула я на него.

— Тогда зови полицейских помогать тебе с компьютером, — проворчал он, но уже вылез из-под одеяла, тщательно стараясь не раскутать остальных.

— Передай мой пистолет, — тихо попросила я.

Он потянулся к специальной крепившейся к изголовью кобуре, вытащил мой «Спрингфилд УМП»[2] и пополз к изножью кровати с ним в руке, так что ему не пришлось перелезать через Натэниэла. Он не держал палец на спусковом крючке и был осторожен, но технику безопасности при обращении с огнестрельным оружием никто не отменял. Обращайся с любым оружием так, словно оно заряжено и способно убить, и никогда не перелезай через кого-то с этой штукой в руке, если не собираешься его пристрелить. Я приняла ствол и запихнула его в карман, надеясь, что он туда влезет. Пистолет влез, но халат перекосило от веса. Я завязала пояс потуже и проверила, легко ли рука входит в карман, чтобы достать оружие, на случай чего; не идеально, но сойдет.

Мика сполз с кровати со своим пистолетом. Он был одним из немногих знакомых мне оборотней, носивших оружие и при этом не бывшим профессиональным телохранителем или наемником. Он был не только Нимир-Раджем нашего местного парда верлеопардов, но и главой Коалиции по налаживанию взаимопониманий между людьми и ликантропами. Коалиция была федеральной организацией, которая медленно, но уверенно объединяла разные виды оборотней по всей стране в единую группу с едиными целями, к достижению которых, как они видели, их целенаправленно вел Мика. Не все были довольны тем, что извечная война между сообществами оборотней превращалась во что-то наподобие кооперации. Некоторые противники видели в этом опасность для человечества. Некоторые ликантропы воспринимали это как принуждение к нашим правилам вместо их собственных, несмотря на то, что Коалиция никогда не вторгалась на территорию других групп, кроме случаев, когда было необходимо решить проблему, которую сами они решить не могли. Как у людей: вы звоните в полицию, когда она нужна и приходите в ярость, если полиция заводит на вас дело, спасая вас и вашу семью.

Не единожды Мике угрожали расправой, поэтому в поездках его сопровождали телохранители и еще он брал с собой пистолет всегда, когда мог. Не везде разрешалось скрытое ношение оружия, поэтому иногда ему приходилось оставаться безоружным и полагаться на телохранителей, но он, так же, предпочитал быть готовым защитить себя самостоятельно. Еще одна вещь, в которой мы с ним солидарны.

Халат Мики был одним из тех, что Жан-Клод купил для него или, возможно, заказал у портного, потому что он смотрелся как вышедший из викторианской эпохи, сшитый из темно-зеленого бархата, украшенного золотисто-зеленой вышивкой на широких манжетах и воротнике с лацканами, которые охватывали его шею и спускались к талии, сияя золотом и парчой. Халат доходил ему до пяток, но был достаточно короток, чтобы Мика не споткнулся, и ему не пришлось приподнимать полы халата при ходьбе, только поднимаясь по ступенькам. Ступеньки у нас мудреные, не подходящие под обычный шаг. В общем, халат был явно сшит на заказ. Он надел темно-зеленые тапочки и был готов отправляться.

Я тоже, наконец, обулась в тапки, так что мои ноги были в тепле, в тапках можно и пошаркать, но вот шелковый халат… нужно что-то посущественнее. Особенно теперь, когда мы ночевали здесь минимум пять ночей в неделю. Два дня в доме округа Джефферсон были в основном для того, чтобы получить немного солнечного света. За исключением Мики, мы все работали почти исключительно по ночам, и через некоторое время без солнечного света начинала развиваться депрессия. Как-то я спросила Жан-Клода, страдает ли от нее он, на что он ответил: «Сильнее, ma petite, чем предполагал, когда согласился стать тем, кто я есть».

Мика взял свой телефон и очки с прикроватного столика со своей и Жан-Клода стороны кровати. Очки были в зеленой оправе с золотыми прожилками, как дополнение к его леопардовым золотисто-зеленым глазам. Ему прописали очки для постоянного ношения, но большинство из нас было не в курсе этого. Один очень плохой человек заставлял его оставаться в животной форме до тех пор, пока он уже не смог окончательно вернуться в человеческий облик. Он был загорелым от частого нахождения снаружи, и теперь его глаза смотрелись невероятно экзотично на фоне смуглой кожи, но оборотной стороной обладания кошачьими глазами было то, что кошки близоруки. Еще он немного потерял в плане цветовосприятия, хотя и не так сильно, как настоящие кошки, видимо, в его леопардовых глазах осталось что-то от человека. Его окулист просил разрешения написать статью об отличии его зрения в соавторстве с ветеринаром. Мика носил солнечные очки, чтобы прятать свои глаза, когда не хотел выделяться и потому что опасался, что такие неблагонадежные глаза могут быть использованы против него в борьбе за доминирование в сообществе ликантропов, но наконец он получил очки, которые облегчали ему чтение и помогали дальше видеть. Кошачьи глаза фокусировались по-другому и читать ему было сложнее, чем мы предполагали. Контактные линзы у него тоже были, но здесь, с нами, он не заморачивался. Мне нравилось, как оправа окаймляет его глаза, будто они произведение искусства, потому что, наконец, появилась достойная их оправа, что, конечно, лучше, чем прятать их за темными стеклами.

Мы оставили Натэниэла сладко посапывать в гнезде из одеял, он уже придвинулся ближе к Жан-Клоду. Кровать была достаточно велика, чтобы он мог завернуться в одеяла раньше, чем добрался бы до второго парня вплотную, но Натэниэл во сне всегда пытался с кем-нибудь обняться больше, чем любой из нас, и все мы частенько оказывались в объятиях.

Мы с Микой прошли к двери так тихо, как смогли, оставив нашего общего мальчика досматривать сны и нашего общего Мастера — спать сном смерти. Вероятно, выходить настолько тихо не было необходимости, но мы решили быть вежливыми. Мика остановил меня у двери и потянулся поправить мне волосы. Я удивленно приподняла бровь, и он произнес одними губами: «Жан-Клод». Что означало, мой вампирский жених попросил Мику напоминать мне не выходить, не причесавшись. С тех пор, как технически я собиралась стать королевой вампиров, раз уж выхожу за Жан-Клода, приходилось держаться в рамках приличий, хотя это все еще меня раздражало.

Мика, как ни странно, расчесал и свои волосы пальцами, что было реально глупо. Жан-Клод сказал,