само по себе вызвало переполох в порту, заметно усугубившийся после прихода телеграммы от принца Арисугавы. Старший помощник с «Такао» уведомил о ситуации командиров других находившихся в Кобе японских боевых кораблей. Капитан над портом, опасаясь мести русских и бомбардировки города, приказал выдвинуть на прямую наводку находившиеся в его распоряжении батареи полевых пушек — береговых батарей в порту не было. Японские рыбаки и иностранные торговые суда начали покидать гавань, не желая оказаться в центре сражения.

Это ещё более накалило ситуацию в городе. В отличие от Оцу, где о случившемся знали как минимум из первых рук, и Нагасаки, где многие жители были так или иначе связаны с русской эскадрой и сочувствовали русским, в Кобе слухи приняли поистине чудовищный характер. Говорили, что иноземные принцы при поездке к озеру Бива глумились над святынями буддийского монастыря, били палками в колокола, а потом до смерти забили вмешавшегося полицейского. Город был взбудоражен, робкие начали покидать его в страхе перед бомбардировкой, отчаянные — собраться в группы и призывать к мести всем иностранцам. Многочисленная английская колония забаррикадировалась в своих капитально возведённых портовых строениях, остальным европейцам оставалось лишь уповать на бога и надеяться на лучшее.

К сожалению, Шевич позабыл второпях, что большинство офицеров «Памяти Азова» и «Мономаха» приглашены в Киото для осмотра города и участия в торжественных мероприятиях, и не догадался отправить телеграммы в гостиницы, отведённые для размещения офицеров в одной, и свиты наследника, адмирала Басаргина и капитанов кораблей в другой. Не вспомнили о них и сам Басаргин, и капитан «Памяти Азова» Ломен, участвовавшие в злополучной поездке. Наследник рисковал вернуться к кораблям, не способным выйти в море, однако же на руку русским невольно сыграла инициатива японского чиновника. Секретарь министерства иностранных дел не только отправил телеграммы в Токио, Кобе и Нагасаки, но и сообщил своим коллегам в Киото, ответственным за приём и безопасность иностранных гостей.

В старой столице поднялся форменный бедлам. Русский принц не слишком тонко намекнул, что всерьёз опасается за свою жизнь и считает возможным заговор по меньшей мере среди полицейских, и теперь японские дипломаты впились в городскую полицию, как гарпии, выедая всем мозг и печень. Телеграммы из Токио тоже посыпались одна за другой, и полицейские забегали как настёганые, пытаясь одновременно обеспечить безопасность иностранных гостей и организовать экстренную чистку рядов от неблагонадёжных. Это не ускользнуло от намётанного глаза командира «Мономаха» Фёдора Дубасова21.

Капитан имел личное приглашение цесаревича сопровождать его в поездке в Киото, выезде оттуда к озеру Бива и на всех сопутствующих мероприятиях. Неотложные судовые дела задержали его в Кобе, и, выехав лишь наутро двадцать восьмого числа, он отправился поездом непосредственно на озеро, рассчитывая перехватить наследника там. По прибытии выяснилось, что поездка цесаревича перенесена на следующий день, так что Дубасов осмотрел озёрные достопримечательности самостоятельно и приехал в Киото к ночи, в самый раз, чтобы принять участие в совершенно изумительной вечеринке в одном из ресторанов, с участием наследника российского и принца греческого, а также самых лучших гейш старой столицы и, по общему мнению знатоков, и всей Японии вообще. На следующее утро повторно ехать на озеро вместе с цесаревичем и прочими он не пожелал, решив прогуляться по городу и осмотреть всё то, что Николай осматривал днём ранее. Кому другому этакая выходка могла бы стоить Высочайшего расположения… но, конечно, не Дубасову.

Осматривая достопримечательности, капитан заметил необычную суету полицейских, и с присущим ему исключительнымaplomb22 остановил пробегавшего мимо офицера и спросил через переводчика, что происходит. Надо сказать, что перед непробиваемой уверенностью и редким обаянием Дубасова пасовали даже и коронованные особы, что уж какой-то капитан полиции. Под взыскательным взглядом бравого и фатоватого, держащегося словно адмирал или даже принц крови, иностранца, бедолага выложил всё, что ему было известно.

В отличие от многих других офицеров, участвовавших в путешествии цесаревича, Дубасов обладал не только самоуверенностью, но и остротой мысли, инициативой и распорядительностью, а ещё он был старшим по званию из русских офицеров в Киото. Через полчаса (в Оцу в это время ещё только везли перевязанного Николая на вокзал) прислуга наследника уже вовсю паковала чемоданы, офицеры были собраны и выдвинулись на вокзал, чтобы присоединиться к наследнику и организовать его охрану, а испытавшее на себе воздействие подобной бронебойному снаряду воли капитана железнодорожное начальство спешно отправляло поезд цесаревича в Оцу. Сам Дубасов к тому времени вскочил на тормозную площадку уходящего в Кобе состава, втащив с собой за шкирку ещё и японского переводчика. Он просчитал, что визит цесаревича будет в таких обстоятельствах неизбежно прерван, и намеревался лично подготовить корабли и встречу для Николая.

Грузовой состав шёл почти с той же скоростью, что и пассажирский, зато не делал остановок. Поезд, два дня назад предоставленный цесаревичу японским императором для путешествия в Киото, ещё не успел принять всех русских и весь их багаж, когда Дубасов спрыгнул на пути в Кобе. Безжалостно гоня перед собой потирающего зашибленное колено переводчика, капитан устремился на привокзальную площадь, нанял там двух рикш и четверых толкачей, и погнал теперь уже их в порт. Там была нанята японская лодка, споро доставившая Дубасова на родной фрегат. У борта переводчик получил десятидолларовую банкноту и был наконец отпущен восвояси, а капитан вихрем взлетел по трапу. Рапорт торопливо прибежавшего старшего помощника Цывинского о том, что корабль к бою готов и пары подняты, был встречен фразой:

- Ну хоть что-то сделали сносно, а теперь займёмся делом по-настоящему…

Работа и правда закипела — корабли готовились к настоящему бою, и одновременно формировалась десантная рота для встречи наследника. Энквист23, проявивший на «Памяти Азова» недостаточную расторопность, был изруган матерно в рупор, так, что слышала вся гавань. Вскоре доставили телеграмму из Киото об отправлении поезда цесаревича и ожидаемом времени его прибытия в Кобе. Дубасов посмотрел на карманный хронометр и удовлетворённо выдохнул: он всё успел.

Вечерело. В порту высадке десантной роты никто не препятствовал, лишь в английском квартале изо всех окон торчали стволы ружей. Рота беспрепятственно дошла до вокзала и взяла его под охрану, но на привокзальной площади начали собираться возмущённые горожане и самые отчаянные из полицейских. Японскую толпу никогда не требовалось долго раскачивать