Приамурское правительство вынуждено было пересмотреть этот вопрос и предписывает ныне, в силу изменившихся обстоятельств, требующих полного напряжения сил армии для сохранения национальной приамурской государственности, совершенно ПРЕКРАТИТЬ ОСТАВЛЕНИЕ рядов армии впредь до того момента, когда к этому представится возможность.

Правительство полагает, что обстановка, по-видимому, вынудит даже объявить в недалеком будущем мобилизацию граждан, и решило, что не остановится и перед этим шагом во имя спасения дела национального возрождения.

Правительство считает долгом, одновременно с этим, объявить армии и о принимаемых правительством героических мерах по устроению армии – главным образом реорганизации снабжения, для улучшения жизни и быта армии, для смягчения тяжелых материальных условий чинов ее, правительство установит твердую шкалу хотя бы скромного денежного довольствия, но ежемесячно аккуратно выплачиваемого.

Правительство твердо верит, что армия, живущая национальным чувством глубокой любви к Родине, встретит этот приказ с полным удовлетворением».

Приказ этот был подписан председателем правительства С. Меркуловым и управляющим Военно-морским ведомством генерал-лейтенантом Вержбицким.

Широкой огласки приказ этот в армии не получил, во всяком случае, в некоторых частях зачитан он перед фронтом не был, а потому в этих частях создалось впечатление, что правительство и командование просто замолчало дело, уложив все рапорты и докладные записки о выходе из рядов войск, что называется, «под сукно». Без особых разъяснений и приказов вниз по инстанциям было сообщено, что увольнений не будет, ибо приказ о разрешении выхода был «кем-то» написан без соответствующего разрешения «кого-то», а потому считается недействительным.

Сыграла ли роль привычка повиноваться, или же желавших уйти действительно было меньше кричавших о сем, но так или иначе армия не разошлась. Люди в частях поговорили, пошумели, побранили в свое удовольствие свое правительство и командование, но мало-помалу угомонились и остались служить. Только единицы, твердо решившие бросить ряды войск, ушли. Они были объявлены в приказах дезертирами, но этим дело и ограничилось, так как их собственные командиры и сослуживцы отлично понимали их, не осуждали и не преследовали.

Для характеристики состояния белья, обуви, обмундирования и снаряжения чинов войск Временного Приамурского правительства можно привести данные о конно-ординарческой команде штаба III стрелкового корпуса. Однако при этом не следует забывать, что команда эта, как всегда находящаяся на глазах у корпусного командира и вместе с тем менее страдавшая от превратностей походно-боевой жизни и службы, находилась, бесспорно, в лучших материальных условиях, нежели какая-либо бывшая семеновская пехотная часть. Впрочем, и коренные каппелевские части также мало выгадывали по сравнению с бывшими семеновцами. На 16 солдат конно-ординарческой команды, согласно арматурному списку от 27 мая 1922 г., приходилось: нательных рубах – 29, кальсон – 29, утиральников – 16, носовых платков – 21, портянок – 11 пар, сапог – 16 пар, летних шаровар – 28 пар, фуражек – 16, шинелей – 16, летних гимнастерок – 14, перчаток – 16 пар, ранцев – 11, котелков – 8, патронных сумок – 16, простыней – 32 штуки, мешков для матрасов – 16, наволочек – 32, одеял – 16, шпор – 15 пар. Совершенно отсутствуют: суконные шаровары, мундиры, суконные гимнастерки, вещевые мешки, фляги и т. п. На этих же 16 солдат, согласно другому арматурному списку от 23 мая того же 1922 г., приходится, кроме того: ватных шаровар – 11, гимнастерок летних – 13, простыней – 8, наволочек – 3 и одеял – 4.

Прошло лето, и 14 сентября 1922 г. начальник конноординарческой команды штаба Поволжской группы (так был переименован III стрелковый корпус) подпоручик Кожевников подает два рапорта своему прямому начальнику – обер-квартирмейстеру группы, который препровождает их к начальнику штаба группы с надписью «ходатайствую». Содержание этих рапортов, помеченных № 164 и 165, таково:

«Прошу Вашего ходатайства о выдаче вверенной мне команде шинелей – 4 штуки, сапог – 6 пар, фуражек – 5 штук, гимнастерок – 3 штуки, брюк – 3 пары, постельных принадлежностей 4 комплекта».

«Прошу Вашего ходатайства об уплате мне семи рублей 10 копеек, израсходованных мною из собственных средств на покупку колец, кожи, пряжек разных и мерного ножа для заготовки узд вверенной мне команде».

На этих рапортах начальник штаба группы наложил следующие резолюции, весьма характерные для описываемого времени:

«Рад, что поручик Кожевников настолько богат, что из собственных средств может производить расходы на казенные надобности. П. С.».

«Может быть, поручик Кожевников укажет склад, где хранятся шинели, сапоги и т. и. П. С.».

Резолюции эти можно понимать как хотите: в прямом и переносном смысле, но налицо остается факт: 7 рублей 10 копеек в то время были огромной суммой, которую редко кто имел в своем кармане даже из командиров частей, не говоря уже о младшем офицере. Скудость складов также была поразительная, и потому достать шинель или пару белья порой было делом далеко не легким.

После возвращения воинских частей из Хабаровского похода все казачьи части вошли в состав 1-го казачьего корпуса (генерал-майор Бородин), составив:

Оренбургскую казачью бригаду;

Сводную казачью бригаду (енисейцы, сибирцы и уральцы); Забайкальскую казачью дивизию.

III стрелковый корпус состоял из двух стрелковых бригад:

Поволжской стрелковой (1-й Волжский, 8-й Камский, 4-й Уфимский стрелковые полки, 1-й кавалерийский полк и 3-я Отдельная Волжская батарея) и Ижевско-Воткинской стрелковой (Ижевский, Воткинский и 1-й Добровольческий стрелковые полки, Воткинский конный дивизион и Отдельная Добровольческая батарея).

Новоприбывший Анненковский «конный» дивизион (коней не имелось, и в дальнейшем, до самого конца существования Белой армии, анненковцы действовали как пехота, сохраняя, однако, наименование «конный») полковника Илларьева был включен в состав Поволжской стрелковой бригады отдельной боевой единицей, так как бригада эта основательно потеряла в течении Хабаровского похода свой кадровый состав выбитыми, искалеченными и обмороженными. Волжский и Камский полки представляли собой не более чем батальоны и в совокупности уступали Уфимскому полку или дивизиону анненковцев, взятых по отдельности. II Сибирский стрелковый корпус в момент прибытия из похода состоял из трех бригад, как о том уже говорилось выше, но в целях приведения организации к большему однообразию было решено сильно потрепанную в Хабаровском походе 3-ю пластунскую бригаду свести в один полк и влить его в 1-ю стрелковую бригаду. 15 мая был отдан приказ о сведении 1-й и 3-й бригад в одну – 1-ю стрелковую. Командиром бригады был назначен генерал-майор Вишневский, его помощником – генерал-майор Правохенский. В целях приведения к полному порядку вверенных ему воинских частей генерал Смолин пошел еще дальше и, нарушая обычаи и традиции белых полков, присвоил всем своим шести стрелковым полкам по порядку номера от 1 до 6, так что его корпус получил такой вид:

1-я стрелковая бригада (1-й пластунский, 2-й Уральский