хочет сказать вам говорящий, — то есть удивить, победить вас, приказать, уничтожить, разбить, заставить полюбить себя, разлюбить… и прочая… Это надо выделить из любой речи, как соль из воды, и не каждый способен на это. Гример в совершенстве владеет техникой перевода слов в смысл. Таможенник предложил пару, над которой работал Гример, готовить в Главную пару. Несмотря на то, что обе пары участвовали в выборе, дистанция между ними была так же непреодолима, как пропасть для черепахи или стекло для бабочки.

Еще большей была дистанция между нашим Гримером и его учителем — Великим Гримером, готовившим Главную пару.

Гример не знал, куда деть руки, он встал… поднял скальпель… шмыгнул носом, что было равносильно непочтительности, еще более смутился, положил скальпель бережно в коробку. Скальпель звякнул и затих. И, словно ободренный этим стальным продолжением своей судьбы, вздрогнул и пришел в себя — по крайней мере, внешне.

Предложение было настолько неожиданным и невозможным, насколько неожиданно предложение девочке из кордебалета станцевать главную партию в конкурсной программе. Конечно, Гример был все-таки Гримером, но разница между ним и Великим была позначительней, чем между примой и балетной шушерой.

Великий был единственным.

Можно, конечно, предложение расценить как проверку на степень подпольного честолюбия. Но не Таможенника это, разумеется, ремесло, да и воспринимать визит как проверку было бы крайней границей страха и недоверия, а страх Гримера даже после Комиссии, как у всякого достигшего имени, был умерен.

Сегодня Таможенник не шутил и не проверял. Несмотря на свою искушенность в оправданном недоверии, смысл просто предложения в информации Таможенника Гример поставил на первое место. Больше того, оказалось, что соглашаться или не соглашаться можно было подождать до завтрашнего дня. Да, если воспринимать все вместе, то смысл искушения и одновременно подвоха практически исключался. И все же Гример не расстался с этим смыслом вовсе, он просто сделал его не главным в системе вариантов и просчитал смысл просто предложения как основной, употребив на это все свои сохраненные и таким образом накопленные силы. Это был первый шаг к тому, к чему он готовил себя в жизни — с помощью Музы, разумеется. Готовил? А вот готов ли?

Дождь усилился и, наконец, пробил себе в сосредоточенности Гримера брешь, тонкую и маленькую, размером в одну каплю, и она проползла во внимание Гримера — так мышь, изогнувшись и вытянувшись, пролезает в комнату через щель в полу. Плечи Гримера передернулись. И он опять увидел себя на улице одного, под дождем, согнувшегося, жалкого, спрятавшегося в самого себя от людей, каким видел себя почти всю жизнь, кроме минут мыслей о Музе, которая ждала его в сухой квартире и делала вид, что что-то читает, хотя сама слушала, не хлопнул ли лифт и не откроется ли сейчас дверь. Она в отличие от Гримера, ждавшего своего часа, давно была готова к любому варианту жизни — удаче или прожить остатки лет так, как они жили, в ожидании друг друга, и радости видеть друг друга, и… И, пожалуй, для Музы был бы приемлемей вариант второй, потому что удача — это было что-то неизвестное и даже страшное, она открыла бы другой быт, который мог исковеркать все, что было накоплено их долгими и верными отношениями, и, может быть, сделать их нежнее и добрее, а может, и разорвать вовсе. И она не хотела этих вероятных благ или бед, она меняла их с радостью на то, что было у них, и чем она дорожила, и в чем была счастливее многих, с кем ей приходилось сталкиваться на работе или после нее. Но, к сожалению, не от нее зависел этот выбор, она сама зависела от Гримера, а тот — от чего угодно. И от Таможенника тоже, и подтверждение этой мысли — сегодняшняя встреча.

III

Но если б не было сегодняшней встречи – не было бы романа. Их вчерашняя жизнь не есть предмет романа, она, их жизнь, похожа на жизнь всех, а все, что известно и видимо всем, даже в более выраженном варианте, есть предмет не романиста, а бытописателя. Предмет романа есть то, что, сосредоточенное в одном или нескольких людях, изменяет жизнь всех живущих наново, меняет их и их быт, чтобы будущие бытописатели могли совершенствоваться и формально изощряться по поводу того, что уже стало реальностью и без них. Поэтому-то роман начинается именно с сегодняшнего дня. Он касается судеб живущих, а не только Гримера и Музы — этого, разумеется, можно было бы не писать, оставить якобы на догадку критику. Так убирают леса, когда достроят дом, и только архитектор знал бы, куда поставить снова опоры в случае реставрации этого здания. Но я желаю оставить критика без работы, ибо он осужден служить бытописателю, он — та вторая половина пары, которая кормится, собирая хлеб, посеянный до него сеятелем, истратившим в почву себя вместе зерен.

И как странно: до сегодняшнего дня от Гримера ничего не зависело, все решалось помимо него — и работа, и оплата, его быт, и он зависел от стоящих над ним, а сегодня от его добровольного решения зависело, делать или не делать работу, предложенную Таможенником, потому что э т о нельзя приказать сделать.

IV

Гример поскользнулся. С трудом удержал равновесие, как канатоходец, коснулся холодной безоконной стены дома. Следующий дом его. Осторожно двинулся дальше, на всякий случай пошире ставя ноги. Не с неба, так с земли дождь обратил на себя внимание. С ним даже в задумчивости надо было считаться. Этак трахнешься затылком о камень, и все великие решения и желания вытекут через трещину в земной коре и, смешавшись с дождем, исчезнут за городом, по каналу, уходящему вниз по холму. Еще осторожнее: сегодня эта кора ему была особенно нужна, ее следовало нести бережно.

Ответить на предложение Таможенника было не так-то просто. С одной стороны, желанная перспектива — Гример, занявший первое место, следовательно, ставший Великим, и осуществление затем того, к чему для начала стремился Гример, или, по крайней мере, ему казалось, что стремится. А с другой — та же авантюра, которая едва не стоила ему Ухода. Правда, авантюра, в которой участвует Таможенник, но кому не известно, чем кончаются официальные устные предложения, если что-либо срывается в исполнении задуманного? Предложившие забывают о своих предложениях — следовательно, отвечает только исполнитель. А у исполнителя, в данном случае Гримера, была, и недавно, уже одна Комиссия… А потом, кому хочется занять место живого и работающего человека, да еще в