Он гладил ее волосы и тоже плакал. Просто чуть не сошел с ума от радости. Зареванные и счастливые, они стали одеваться.

XIII

А Таможенник и Гример в это время движутся по направлению к Дому, и головы каждого светятся в тумане. Когда мысли ярки, они различимы и сверху тоже. Видишь, как ползет свет Гримера — много медленнее, чем Таможенника. Оно и понятно. Гример еще не додумывает, а Таможенник делает. Всякий делающий движется быстрее, чем думающий, как делать и, тем более, делать ли вообще. Я уже говорил, что Город похож на вывернутый наружу античный театр. Вот и сейчас снизу из проходов они движутся, светясь дождем в тумане, чтобы сойтись в одной точке, где появлялся бы deux ex machina, и вот уже скоро Таможенник, опередив Гримера, погаснет в дверях Дома. Таможенник погаснет, не заметив и не обратив внимания ни на дождь, ни на черные мраморные стены и, вообще, не ощущая почти ничего. Это и справедливо — до ощущений ли делающему, ему только до очередного исполнения. А вот Гример, смотри, все еще ползет, тяжело, боясь своего решения и запутывая себя мыслью, что, мол, все случится, как случится в последнюю минуту, и как случится — то и будет, как надо. И справедливо, ибо когда он поступал не думая, всегда выходило как надо, как судьба распорядилась. И так вроде удобно было, ни за что и отвечать не надо. И то, внезапное, решение и ощущение и есть истина, а все расчеты и решения до — всего лишь ложь самому себе. (Господи, а может, все наоборот!) И Муза, может быть, права, и он еще откажется от всего, — так думает Гример, вроде бы как понимая себя… И ощущает все, ощущает сегодня особенно и глубже, чем обычно, потому что сомнение — это и есть внимание ко всему вокруг. А дождь сегодня вечен и еще более ощутим, его тяжелые властные руки обшаривают тело Гримера, пытаясь найти то, что он спрятал снаружи, а если нет ничего, то и внутри, и кожа подалась под этими руками, и чувствовал он сквозь нее, как дождь обшаривает Гримера внутри его, труднее стало дышать, сердце будто зажали в кулак, и оно, как птица, пыталось делать какие-то движения — взлететь, вырваться, но только дергалось внутри себя; еще сильнее под дождем на лице выступил пот. Гример остановился. Стоп. Еще ничего не решено. Рука разжалась, сердце сначала судорожно рванулось… потом крылья его стали работать опять легко и постоянно… Постоянно билось сердце, пот смыл дождь, и новый уже не выступал. Господи, подумал Гример, я же не завишу, как все, от каждого события, я же выбрал себе дорогу, я же… Это они зависят от меня…

XIV

Таможенник, конечно, не знает, шагая по кабинету Гримера, о чем тот думает сейчас, но настроение его в норме. Кандидаты вполне походящие. У него даже проскальзывает любопытная мысль, что потом надо будет ее навестить… Но эта мысль все же в какой-то степени — попытка уравновесить волнение, которое сейчас живет в нем. Он бы убил это волнение, если бы было надо, но надо только чуть уравновесить. Потому что Таможенник знает: в волнении человек чутче, а он должен быть чутче, потому что от решения Гримера многое именно сейчас зависит, и здесь не только важен факт, а и степень надежности этого решения. А это уже никакими мозгами не просчитаешь, но ощущение может вполне надежно расшифровывать ответ и степень согласия или несогласия. Бывают такие несогласия, в которых больше гарантии исполнения, чем… Вошел Гример. Не ожидал увидеть Таможенника здесь, специально пришел на десять минут раньше, чтобы в знакомых стенах и дорешить, и отрепетировать варианты ответов, и даже на этих стенах попробовать их убедительность. Ничего не вышло. Придется прямо на глазах Таможенника… Что это — все же шанс или… Таможенник пришел раньше. Следовательно, обеспокоен сам, следовательно… шанс. Попробуем вариант другой. Таможенник пришел раньше, следовательно, хочет создать иллюзию беспокойства, следовательно… Но ведь, так рассуждая, ничего не просчитаешь. Правильно. Ты ведь хотел положиться на ощущение. Хорошо, на ощущение. А Муза, которая знает, наверное, лучше меня мои ощущения, абсолютно проста в выводе. Отказаться не прямо, не вслух, а сославшись на любую вполне объективную причину. Когда есть такая причина — всем удобно. Гримеру — чтобы отказаться, Таможеннику — чтобы принять отказ. Причина? И Гример решает выполнить все советы Музы, чтобы, по крайней мере, потом перед ней не пускаться в тонкие оправдания.

— Я не знаю, подойдет ли моя пара.

На «е2 — к4» Таможенник не тратит даже мига мысли.

— Осмотрел, подойдут. Удачный материал. — И даже ладонь опять поднес к носу — запах остался, подходящий запах. — Подойдут.

— Хватит ли мастерства? — Это так не прямо, а с виду так спрашивает Гример, как будто он-то уверен, а вот уверен ли в этом Таможенник, Гример не знает.

— А у тебя будут данные, — объясняет Таможенник Гримеру.

В смысле — радуйся, мол, что вообще это предложение сделано тебе, а не другому, потому что мастерства десятка гримеров хватит для того, чтобы по этим данным сделать то, что надо. Но Гример тоже не лыком шит. Десяток сделает, а пришел к нему. И тут Таможенник как бы проговаривается нечаянно, что, мол, он не первый, но что с другими разговора не вышло. Может, и правда. Вполне может быть и правдой. Соавторы власти. Страх и так называемая справедливость в чем-то поглавнее Таможенника… Но что такое правда и неправда у Таможенника, Гример хорошо знает. Ему надо сделать дело, все равно как. А остальное все можно назвать любыми именами, которые удобны или приятны партнеру по торговле. Все равно суть не в этих словах, а в деле. Конечно, для самого человека приятнее пытать жертву, думая, что занимается он исключительно спасением души пытаемого, чем делать это за деньги. Но, с другой стороны, какое дело жертве до мотивов палача, огонь палит тело, когда ток…

Да, в результате разговора (и все-таки ясно это не выговорено) оказывается, что гарантий Гример никаких не получит и в случае неудачи будет за все отвечать один. Наконец наступила ясность — Гримеру стало легче. Этот вариант его устраивал. Если он отвечает один, это действительно шанс, потому что тогда Таможенник ни разу не придет и не будет соваться в работу, а это означает, что и без