называют наследником и запасным. Я могу относиться к тому, что я связана с этим всю свою жизнь. Хотя моя семья не принадлежит к королевской семье, мы чертовски близки.

Роман был наследником, а я запасной. И меня всегда это устраивало. Я была маленькой девочкой в семье и получала почти все, что хотела. Мне разрешили жить как можно дальше от семейных дел, что меня вполне устраивало. Мой брат прожил свою жизнь, покончив со всей человечностью, которая у него была; тем временем я выросла, сохранив как можно больше своей человечности.

В такой семье, как моя, невероятно легко потерять себя. Но я всегда точно знала, кто я. И я всегда знала, чего хочу. Единственная проблема в том, что не всегда легко получить эти вещи. Особенно, когда ты принцесса мафиозной семьи Коза Ностры.

Итак, хотя главным преимуществом является то, что я смогла сохранить большую часть своей человечности, недостатком является то, что у меня никогда не было никакой свободы. Моя мать научила меня, что свобода — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Но она также научила меня, что есть разные способы почувствовать себя свободной. И один из таких способов — через искусство. Когда я леплю, рисую, пишу, это единственные моменты, когда я по-настоящему чувствую контроль над ситуацией.

Мои каблуки стучат по мраморному полу, пока я не останавливаюсь перед большим холстом. Что-то внутри меня шевелится. Если вы знаете, на что обращать внимание, вы можете точно сказать, что чувствовал художник, когда создавал свою работу. Я смотрю на изображение горящего дома и солнца над ним, которое, кажется, и является причиной разрушения. Если присмотреться, у солнца почти есть лицо — почти.

— Выглядит неплохо, — говорит кто-то позади меня. — Это твое?

Голос совершенно незнакомый и нежеланный. Очень медленно я оборачиваюсь. И как ни странно, мое сердце замирает. Я не совсем понимаю, почему. На нем темно-синий костюм четких линий и идеально завязанный галстук. Холодок ласкает мои предплечья, когда его взгляд скользит по моему лицу.

Его светло-голубые глаза кристально чисты, как стекло. У него короткие, густые, рыжевато-каштановые волосы. Они выглядят мягкими, достаточно мягкими, чтобы провести по них руками. Но я не могу об этом думать, особенно когда что-то в нем напоминает мне моего брата. Опасный, мощный. И это определенно не хорошо для меня. Вокруг него царит атмосфера превосходства, в нем заложено высокомерие. Его рост около шести футов, это высокий рост, намного выше меня. Но он все еще не такой высокий, как некоторые мужчины, которые окружают меня каждый день. И все же высокомерие его позы и ауры заставляет его казаться намного больше, больше, чем жизнь. Я тихо сглатываю.

Мне требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, что он задал вопрос.

— Нет, это не так, — говорю я, ненавидя то, как запыхавшийся мой голос звучит.

Он улыбается. Он мягкий, но я могу сказать, что он не настоящий. И это больше, чем что-либо еще, возвращает меня к реальности.

— Подожди. Почему ты думаешь, что это мое? — спрашиваю я с любопытством. Я просто женщина, гуляющая по художественной галерее. Откуда он мог знать, что я художник? — Ты знаешь кто я?

— Умная девочка, — говорит он, кладя руку в левый карман. Он выглядит слегка впечатленным.

Я хмурюсь.

— Кто ты?

— Я мог бы сказать тебе, — говорит он, склонив голову набок. — Но мне не особенно хочется.

Я выгибаю бровь.

— Почему нет?

— Потому что, — тянет он. — Я просто не хочу.

Забудьте его красивое лицо. Я не уверена, что мне нравится он или его отношение.

— Ладно, — пренебрежительно говорю я, снова поворачиваясь к картине.

И все же я чувствую его присутствие позади себя. Его взгляд покалывает мой затылок. Я слишком хорошо о нем знаю.

— Что ты чувствуешь, когда смотришь на это? — тихо спрашивает он, не уходя. — Да ладно, ты можешь хотя бы ответить на этот вопрос.

Его тон уговаривает, вызывая у меня желание, раскрыть все мои секреты.

— Это тревожно, — бормочу я. — Но еще и гениальный, живой. Художник кажется немного самовлюбленным, но это яркая картина. Он рассказывает историю, которая обращается к людям. Даже если это не та же самая история, которую видят все.

— И какую историю ты сейчас видишь?

Его голос гладок, как бархат, окутывая меня лаской. Заманивает меня раскрыть свои секреты.

— Я думаю, это грустно, — говорю я, мой взгляд скользит к мужчине на картине, умирающему в одиночестве на горизонте. Солнце горит, дом горит, и он умирает. — Можно потерять все в мгновение ока. Мир берет и берет, пока не остается ничего, что можно было бы дать.

— Всегда есть что дать, — говорит он позади меня. — Даже после смерти у всех нас остаются души.

Я мягко улыбаюсь.

— Не всякую душу можно искупить. Не у всех есть душа, чтобы отдать.

— Хм, — говорит он, издавая звук, который я перевожу как согласие. — Было приятно познакомиться. Увидимся снова, Роза.

Я настолько сосредоточен на картине, что мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, что он назвал меня по имени. Когда я поворачиваюсь, чтобы допросить его, он уже ушел. Я замечаю его широкие плечи, когда он поворачивается и исчезает за коридором, ведущим из здания.

Я все еще смотрю в ту сторону, когда приближается Даниэлла Д'Анджело. Она владелица галереи и одна из моих подруг. Она, нахмурившись, замечает выражение моего лица.

— В чем дело?

Я крайне расстроена.

— Ты видела мужчину, который со мной разговаривал?

— Ну, я видела сторону его лица. Это было очень красивое лицо, — говорит она с улыбкой.

— И ты его не узнала?

Она качает головой.

— Нет, он что-то сказал?

— Не совсем. Но он знал, кто я. И он не сказал мне, кто он такой.

Похоже, мне следует упомянуть об этом Роману. Но если я расскажу брату, он, вероятно, преувеличит. С тех пор, как его дочь похитили, он постоянно беспокоится о безопасности. Прошли недели, прежде чем я смогла убедить его позволить мне выходить из дома