– Сущий пустяк, верно? Любое убийство, в любом месте. Время,место, жертва неизвестны. Если хотите знать мое мнение, старина, чистое гаданиена кофейной гуще. – И добавил с неодобрением: – Ведь вы же ничего не знаете. Нусовершенно ничего!

В тот же день в 4 часа 15 минут дня Пуаро сидел в гостиноймиссис Оливер и с удовольствием прихлебывал шоколад из большой чашки,увенчанной воздушной шапкой взбитых сливок, которую его хозяйка минуту назадпоставила на столик у него под рукой, вместе с вазочкой, полной печенья languesde chats.

– Chère мадам, вы так любезны!

Над краем чашки он с легким удивлением посматривал наприческу миссис Оливер, а также на обои. И то и другое он созерцал впервые. Впоследний раз, когда он видел миссис Оливер, она была причесана просто истрого. А нынче ее волосы были уложены пышными буклями и локонами от затылка долба. Пышность эта, он подозревал, была во многом заимствованной. И задумалсянад тем, сколько этих буклей и локонов может вдруг отвалиться, если миссисОливер придет в возбуждение, что с ней случалось часто. Ну а обои…

– Эти вишни, они ведь новые? – Он указал чайной ложкой,испытывая ощущение, что они сидят в вишневом саду.

– По-вашему, их слишком много? – спросила миссис Оливер. – Собоями так трудно угадать наперед. По-вашему, прежние были лучше?

Пуаро напряг память, и в ней всплыло смутное воспоминание омножестве пестрейших тропических птиц в тропическом же лесу. Он чуть было несказал: «Plus ça change, plus s’est la même chose»,[6] ноудержался.

– Ну а теперь, – произнесла миссис Оливер, когда ее гостьпоставил чашку и с удовлетворенным вздохом откинулся в кресле, стирая с усовкапельки взбитых сливок, – расскажите, что, собственно, произошло?

– О, это просто. Нынче утром ко мне явилась девушка. Япредложил назначить ей более удобный для меня час. Ведь распорядок дня естьраспорядок дня, вы понимаете. Она попросила передать мне, что хочет поговоритьсо мной безотлагательно, так как она, кажется, совершила убийство.

– Как странно! Она разве не знала?

– Вот именно! C’est inouї![7] А потому я сказал Джорджу, чтобыон проводил ее в гостиную. Она встала передо мной. Она отказалась сесть. Онастояла и просто ела меня глазами. Что-то в ней было не вполне нормальное. Япопытался ее ободрить. Тут она вдруг сказала, что передумала. Она сказала, чтоне хочет быть грубой, но что… как вам это покажется?… что я слишком стар!

Миссис Оливер поспешила его разуверить:

– Что вы хотите! Если человеку больше тридцати пяти,молоденькие девчонки уже считают его полутрупом. Они же все дурочки, поймите.

– Меня это огорчило, – сказал Эркюль Пуаро.

– На вашем месте я бы и внимания не обратила. Хотя, конечно,она позволила себе большую грубость.

– Это неважно. И дело не в моих чувствах. Меня тревожитсовсем другое. Да, я встревожен.

– На вашем месте я бы выбросила все это из головы, –дружески посоветовала миссис Оливер.

– Вы не поняли. Меня тревожит эта девочка. Она пришла ко мнеза помощью. А потом решила, что я слишком стар. Слишком стар, чтобы ждать отменя помощи. Конечно, она ошибалась, это само собой разумеется, но она убежала.А этой девочке нужна помощь, поверьте.

– Скорее всего, нет, – заверила его миссис Оливер. – Девочкиимеют обыкновение делать слонов из мух.

– Нет. Вы ошибаетесь. Ей нужна помощь.

– Не думаете же вы, что она и правда кого-то убила?

– Отчего же? Она сама сказала, что совершила убийство.

– Да, но… – Миссис Оливер помолчала. – Она ведь сказала«кажется, совершила», – медленно произнесла писательница. – Что, собственно,могла она иметь в виду?

– Вот именно. Это бессмысленно.

– Кого она убила? Или думает, что убила?

Пуаро пожал плечами.

– И зачем ей понадобилось кого-то убивать?

Пуаро снова пожал плечами.

– Ну, конечно, тут может быть всякое. – Миссис Оливероживилась, давая волю своему плодоносному воображению. – Она сбила кого-нибудьи не остановила машину. Или на обрыве на нее кто-то напал, и, отбиваясь, онастолкнула его вниз. Или дала кому-нибудь по ошибке не то лекарство. Или навечеринке с наркотиками напала в бреду на кого-нибудь. Пришла в себя и увидела,что пырнула кого-то ножом. Или…

– Assez, madame, assez![8]

Но миссис Оливер закусила удила.

– Скажем, она хирургическая сестра и что-то напутала, даваяанестезию, или… – Внезапно она умолкла и потребовала дополнительных сведений. –А как она выглядела?

Пуаро, подумав, ответил:

– Как Офелия, лишенная привлекательности.

– Удивительно! – сказала миссис Оливер. – Едва вы этосказали, я словно бы увидела ее перед собой. Как странно!

– Она беспомощна, – сказал Пуаро. – Вот какой вижу ее я. Онане из тех, кто умеет справляться с трудностями. Она не из тех, кто заранеепредвидит неизбежные опасности. Она из тех, на кого другие смотрят и говорят:«Нам нужна жертва. Вот эта подойдет».

Но миссис Оливер его уже не слушала. Она обеими рукамивцепилась в свои букли и локоны жестом, давно знакомым Пуаро.

– Погодите! – вскричала она страдальчески. – Погодите!

Пуаро умолк, подняв брови.

– Вы не упомянули ее имени, – сказала миссис Оливер.

– Она никак не назвалась. О чем можно только пожалеть,согласен с вами.

– Погодите же! – взмолилась миссис Оливер еще болеестрадальческим тоном. Она отняла руки от головы и испустила глубокий вздох.Избавленные от своих уз волосы рассыпались по ее плечам, а великолепнейшийлокон отделился от остальных и упал на пол. Пуаро подобрал его и украдкойположил на стол.

– Ну, вот, – сказала миссис Оливер, внезапно обретяспокойствие. Она вогнала на место шпильку-другую и задумалась, кивая головой. –Кто говорил с этой девочкой о вас, мосье Пуаро?

– Насколько мне известно, никто. Естественно, она обо мнеслышала. Как же иначе?