То, что ее интересовало, Анна нашла быстро. Компании, торгующей кровельными материалами, требуется офис-менеджер. И возрастной ценз довольно гуманный — до тридцати пяти. Зарплата такая же, как и на прежнем месте. Правда, не совсем было понятно, зачем офис-менеджеру активная жизненная позиция, наличие которой требовал работодатель, если работа целиком и полностью рутинная — одно и то же изо дня в день… Она позвонила и договорилась о встрече с менеджером по персоналу.

Ее приняла худенькая робкая девушка двадцати двух лет с глазами испуганной лани. Это и была та самая менеджер по персоналу. Через десять минут общения девушка пришла к выводу, что Анна вполне подходит на заявленную должность, и набрала внутренний номер директора, чтобы узнать, сможет ли он побеседовать с кандидаткой. Анну попросили подождать, и ждала она без малого сорок минут. Затем ее пригласили в кабинет руководителя.

Помещение было обставлено с роскошью. Сам директор восседал за массивным столом, перед ним стояла рюмочка коньяку и тарелочка темного стекла с разложенными на ней дольками лимона. На вид ему было лет сорок, сорок пять. Хотя, возможно, и меньше. Просто вчера был праздник. Что характерно — женский.

— Привет, — по-свойски сказал он. — Садись.

Директор указал ей на кожаный диван, стоявший у стены. Анна села, положив руки на колени. Ей отчего-то стало не по себе. Неприятный тип.

Он как ни в чем не бывало выпил коньяк, слопал лимон… Именно слопал. Иначе и не скажешь. Затем сел к ней на диван, правда, чуть поодаль.

— Ты извини, вчера хорошо повеселился. Сегодня болею с бодуна.

Он потер одутловатое лицо мясистыми ладонями. Руки были отвратительно волосатыми, и, глядя на эти лапы, можно было нисколько не сомневаться в справедливости теории Дарвина. К тому же от этого типа премерзко несло перегаром.

— Ну рассказывай давай, сколько лет, с кем живешь и так далее, — приказал директор.

Анна нехотя принялась рассказывать, делая основной упор на свои профессиональные качества. Вообще-то, ей уже не хотелось тут работать, и она просто искала предлог, чтобы уйти… Директор слушал, скучая.

— А у тебя муж есть? — перебил он.

— Нет, я не замужем.

— А что так?

Анна пожала плечами. Откуда она знала — «что так»?

— Это плохо, — сказал директор. — Видишь ли, я уволил твою предшественницу за то, что она захотела женить меня на себе. А я, как ты понимаешь, человек в некотором смысле женатый и разводиться не собираюсь. Ну что я могу поделать, если вы, девчонки, влюбляетесь в меня как кошки? И вторая перед ней мутила то же самое… Ну и как мне с тобой быть? Что молчишь-то? Минет хоть умеешь делать?

Она была счастлива, что вырвалась из этого суперсовременного роскошного гадюшника. Какая мерзость! Неужели женщины могут работать в таких условиях?! Кем себя возомнил этот пьяненький орангутанг? Помещиком, новым рабовладельцем? Зато теперь ей было ясно, что означает в понимании этого господина «активная жизненная позиция».

Отец, со своими средневековыми взглядами, всегда считал работающих женщин проститутками, так как, находясь без надзора, они, женщины, сразу же становятся доступными для шефа и коллег мужского пола. Именно такого мнения он был о Маше Хворостенко, работавшей не где-нибудь, а в такси. Она общалась на службе с разной «подлой чернью» — водителями, среди которых много судимых. И Владимиру Яковлевичу очень не нравилось, что его дочь, практически «принцесса крови», общается с Хворостенко. Будь его воля, он, как в античные времена, вообще не выпускал бы дочерей из дома без сопровождения.

Владимир Яковлевич никогда не хотел, чтобы его дочери работали. Они должны были выгодно выйти замуж и стать хорошими женами, матерями, словом, хранительницами очага. Яна так и сделала, подцепив бывшего суженого сестры, чем несказанно порадовала отца. Соответственно, она автоматически стала единственной претенденткой на родительское наследство.

Анна вот уже семь лет рассчитывала только на себя. Мать не могла помочь ей материально, так как своего дохода не имела и к тому же вынуждена была отчитываться за каждую потраченную копейку перед мужем. Владимир Яковлевич полагал, что дочь, привыкшая к другому уровню жизни, не вынесет подобной экономической блокады и придет просить прощения. Но Анна не вернулась. Более чем скромное существование уже вошло в привычку и нисколько не тяготило ее. Зато она была свободна и не перед кем не отчитывалась.

Следующим местом, куда она, немного придя в себя, отправилась на собеседование, была контора, подобная той, откуда Анну уволили. Только эта компания открылась немного позже. Девушка мысленно молилась, чтобы директором оказалась женщина. И Господь услышал ее. На этот раз Анну принимала миловидная молодая руководительница, чрезвычайно стильная, будто сошедшая со страниц журнала «Вог».

— Очень хорошо, что вы так долго проработали на одном месте, Анна Владимировна. Это вас характеризует только с положительной стороны. Знаете, я думаю, что в нашей компании у вас будет больше перспектив.

— Я не карьеристка, — честно призналась Анна.

— Не скромничайте, — загадочно улыбнулась директриса. — Я умею быть лояльной к сотрудникам, внесшим свою лепту в развитие компании.

— Что вы имеете в виду?

— Ну я думаю, вы могли бы предоставить нам информацию о корпоративных клиентах компании, где вы раньше работали и где с вами так несправедливо обошлись. Меня, главным образом, интересуют строительные организации, с которыми ваша контора либо уже сотрудничала, либо только собирается заключать договор. А также выход на первых лиц и размеры откатов, разумеется.

Словом, и тут у Анны ничего не получилось с трудоустройством. Слишком уж порядочной она была. Ей даже в голову не приходило таким вот способом выслуживать себе какие-то регалии на новом месте работы, а заодно и поквитаться с несправедливо обошедшейся с ней Ларисой Викторовной. Выйдя из офиса, Анна побрела куда глаза глядят, затем присела во дворе на лавочку и совершенно неожиданно заплакала. Столько вдруг навалилось… Видно, накипело у нее на душе, причем не только за сегодняшний день, а за все семь лет неудачной борьбы за существование. Нет, она вовсе не была нытиком, просто события последних дней совершенно выбили ее из колеи привычной размеренной жизни.

Когда слезы иссякли, Анна впала в состояние полной отрешенности. Она автоматически вытерла расплывшуюся тушь одноразовым бумажным платочком, высморкалась и потихоньку побрела к остановке. Чтобы уехать на левый берег, к себе домой, ей необходимо было перейти дорогу, и она преспокойно шагнула с тротуара на проезжую часть, даже не посмотрев, какой сигнал светофора горит.

Противный визг тормозов буквально пронзил мозг и заставил ее выйти из оцепенения. Вчерашняя чумазая «Нива», не знавшая автомойки с момента выхода с конвейера, все с тем же дурацким «кенгурятником», делавшим ее, по замыслу конструктора, похожей на джип, резко затормозила перед девушкой. Обезумевший водитель выскочил из салона, толкнул Анну на тротуар и принялся трясти, как грушу.