Жуки наступали. Кем бы они ни были, Черепаха Матурин,которую отец Каллагэн держал высоко над головой, ничего для них не значила.Толстяк в смокинге с лацканами из шотландки, заговорил, повернувшись кптицетвари, чуть ли не с вопросительными интонациями: «Они не должны пройтидальше этого зала, Маймен, и не должны покинуть его. Нам велено…»

Ыш прыгнул вперед, рычание рвалось сквозь сжатые зубы.Такого за Ышем не водилось, Каллагэну это рычание напомнило речевую вставку вкомиксах: «Ар-р-р-р!»

— Нет! — в тревоге крикнул Джейк. — Нет, Ыш.

Голос мальчика резко оборвал смех и крики за гобеленом,словно гуляющая там компания вдруг поняла, что в обеденном зале происходяткакие-то перемены.

Ыш не обратил ни малейшего внимания на команду Джейка. Егозубы одного за другим ухватывали жуков, и в повисшей тишине раздавался хрустхитинового панциря. Он разгрыз троих, не пытаясь их съесть, отбрасывал всторону трупы, каждый размером с мышь, резко мотая головой и разжимая в улыбкечелюсти.

Оставшиеся жуки ретировались под столы.

«Он же создан для этого, — подумал Каллагэн. Возможно,когда-то, давным-давно, именно в этом и состояло предназначениеушастиков-путаников. Точно так же, как одну из разновидностей терьеров вывели…

Мысли эти оборвал хриплый крик, донесшийся из-за гобелена.

— Челы! — один голос. И тут же — второй: « Ка — челы!»

У Каллагэна вдруг возникло абсурдное желание гаркнуть вответ: «Gesundheit [5] !»

Но прежде чем он успел крикнуть или сделать что-то еще,голову заполнил голос Роланда.

— Джейк, иди.

Мальчик в недоумении повернулся к отцу Каллагэну. Он и такшел, скрестив руки, готовый метнуть рису в первого же сдвинувшегося с места«низкого» мужчину или женщину. Ыш успел вернуться к нему и теперь крутилголовой из стороны в сторону, его глаза ярко сверкали надеждой на новую добычу.

— Мы пойдем вместе, — ответил Джейк. — Они выведены из игры,отец! И мы уже близко! Ее провели через… эту комнату… а потом через кухню…

Каллагэн не отреагировал. Все также держа черепашку высоконад головой, как фонарь в пещере, он повернулся к гобелену. Тишина за нимвызывала куда больший ужас, чем крики и неудержимый, захлебывающийся хохот.Тишина эта казалась заостренным копьем, направленным прямо в сердце. И мальчикостановился.

— Иди, пока можешь, — Каллагэн старался сохранятьспокойствие. — Найди ее, если получится. Это приказ твоего дина. Такова и воляБелизны.

— Но ты не сможешь…

— Иди, Джейк!

«Низкие» мужчины и женщины, собравшиеся в «Дикси-Пиг», пустьи завороженные черепашкой, зашептались при этом крике, и, основания на то у нихбыли, потому что говорил Каллагэн не своим голосом.

— У тебя только один шанс и ты должен его использовать!Найди ее! Как твой дин, я приказываю тебе!

Глаза Джейка широко раскрылись, никак он не мог ожидатьуслышать голос Роланда, срывающийся с губ Каллагэна. От неожиданности у негоотвисла челюсть. Он огляделся, ничего не понимая.

За секунду до того, как гобелен на левой от них стене рывкомотбросили в сторону, Каллагэн уловил черный юмор его создателей, который мог быупустить менее внимательный зритель: главным блюдом пира было поджаренноечеловеческое тело, а не тушка теленка или оленя; рыцари и их дамы ели человеческоемясо и пили человеческую кровь. На гобелене изобразили людоедское причастие.

А потом древние, которые ужинали своей компанией, отбросилибогохульный гобелен и вывалились в обеденный зал, крича сквозь клыки, торчащиеиз их навеки раскрытых, деформированных ртов. Их глаза были черны, как слепота,лбы, щеки, даже тыльные стороны ладоней бугрились торчащими во все сторонызубами. Как и вампиров в обеденном зале, каждого из них окружала аура, толькоядовито-фиолетовая, чуть ли не черная. Похожая на гной жижа сочилась из уголковглаз и рта. Они что-то бормотали себе под нос, некоторые смеялись, казалось,эти звуки они не исторгали из себя, а выхватывали из воздуха, как какую-тоживность.

И Каллагэн знал, кто они. Конечно же, знал. Разве неотправил его в долгое путешествие один из им подобных? Он видел перед собойистинных вампиров, первого типа, присутствие которых хранилось в тайне, пока непришла пора натравить их на незваных гостей.

Черепашка не могла ни остановить их, ни даже замедлить.

Каллагэн видел, как Джейк таращится на них, его глаза, вкоторых застыл ужас, едва не вылезли из орбит, от одного вида этих выродков онпозабыл обо всем на свете.

Не зная, какие слова вырвутся из его рта, пока не услышалих, Каллагэн закричал: «Они убьют Ыша первым! Убьют у тебя на глазах, а потомвыпьют его кровь!»

Ыш гавкнул, услышав свое имя. Взгляд Джейка прояснился, но уКаллагэна не осталось времени, чтобы и дальше прослеживать судьбу мальчика.

«Черепаха не может их остановить, но, по крайней мере, онадержит под контролем остальных. Пули не остановят их, но…»

6

— Прочь от меня! — вскричал он. — Божья власть повелеваетвам! Власть Христова повелевает вам! Ка Срединного мира повелевает вам! ВластьБелизны повелевает вам!

Один из них, тем не менее, рванулся вперед, деформированныйскелет в древней, побитой молью обеденной паре. У него на шее болтался какой-тостаринный орден… возможно, Мальтийский крест? Одной рукой, с длинными ногтями,попытался схватить крест, который Каллагэн выставил перед собой. В последниймомент отдернул руку, и вампирская клешня разминулась с крестом разве что надюйм. Каллагэн же, не раздумывая, подался вперед и вогнал верхний торец крестав желто-пергаментный лоб вампира. Золотой крест вошел в него, как раскаленныйвертел — в масло. Тварь в обеденной паре вскрикнула от боли и подалась назад.Каллагэн отдернул крест. На мгновение, до того, как древний монстр поднялкостлявые руки ко лбу, Каллагэн увидел рану, оставленную крестом. А потомсквозь пальцы поползла творожистая желтая масса, колени вампира подогнулись, онрухнул на пол между двумя столиками. Лицо его, прикрытое подергивающимисяруками, уже проваливалось внутрь. Аура исчезла, как пламя задутой свечи, искоро от него осталась лишь лужа желтой, разжижавшейся плоти, которая вытеклаиз рукавов и брючин.

Каллагэн шагнул к остальным. Страх исчез. Тень стыда,окутывавшего его с того самого момента, как Барлоу отнял у него и разломалкрест, развеялась.

«Наконец — то свободен, — подумал он. — Наконец — тосвободен. Великий Боже, я наконец — то свободен, — а потом пришла новая мысль.— Я верю, вот оно, искупление грехов. И это хорошо, не так ли? Очень дажехорошо».