Предвестием красоты отдавала каждая линия и каждая черточкалица девушки, но было очевидно, что ее красоте суждено стать скорееэкзотической, нежели хрупкой, скорее живой, нежели девственно-чистой, как былоочевидно и то, что ее маленький подбородок свидетельствовал об упрямстве, а вее блестящих глазах постоянно искрился смех. Однако в эго утро в ее глазах небыло видно обычного блеска.

Виктория наклонилась, зачерпнула ладонью снег и слепиласнежок. Эндрю непроизвольно пригнул голову, но вместо того, чтобы запуститьснежок в него, как она обычно поступала, девушка бросила его в ручей – Чтослучилось, ясноглазка? – поддел он. – Боишься промазать?

– Конечно, нет, – уныло сказала она.

– Подвинься и дай мне сесть. Виктория подвинулась, он сел иозабоченно вгляделся в ее опечаленное лицо.

– Что тебя так беспокоит?

Виктория почувствовала самое настоящее искушение доверитьсяему. Пятью годами старше ее, Эндрю в свои двадцать лет был умен не по возрасту.Он был единственным ребенком самой состоятельной жительницы деревни, вдовы,отличавшейся неважным здоровьем. Она, с одной стороны, как настоящаясобственница цеплялась за своего единственного сына, с другой – переложила нанего всю ответственность за ведение хозяйства в их огромном доме и управлениетысячей акров прилегающей к нему земли.

Приподняв голову Виктории за подбородок, Эндрю встретился сней глазами.

– Скажи мне, – мягко попросил он.

Перед этой повторной просьбой ее страдающая душа не моглаустоять. Эндрю был другом. За то время, что они были знакомы, он научил еерыбачить, плавать, стрелять из пистолета и жульничать в карточной игре –последнее, по его словам, было необходимо для того, чтобы она могла отличить,когда обманывают ее.

Виктория вознаградила труды друга тем, что научилась лучшеего плавать, стрелять и жульничать. Они были друзьями, и она знала, что можетдоверить ему почти все. Однако она не могла решиться на то, чтобы обсуждать сним вопросы отношений между родителями. Вместо этого она заговорила о другом,также тревожившем ее, – о предупреждении отца.

– Эндрю, – нерешительно начала она, – как узнать, что тебялюбят? Я имею в виду настоящую любовь.

– А кто именно тебя интересует?

– Тот человек, за которого я выйду замуж. Будь она малостьпостарше и чуть более искушена, ей не составило бы труда разгадать выражение,появившееся в золотисто-карих глазах перед тем, как Эндрю быстро отвел взгляд всторону.

– Тот человек, за которого ты выйдешь, будет любить тебя, –пообещал он. – Ручаюсь за это.

– Но он должен любить меня по крайней мере так же, как яполюблю его.

– Так и будет.

– Возможно, но как я смогу определить это? Эндрю бросил нанее острый вопрошающий взгляд.

– А что, какой-то местный парень докучает твоему папепросьбами выдать тебя за него? – чуть ли не разгневанно спросил он.

– Конечно, нет! – усмехнулась девушка. – Мне всегопятнадцать, а папа убежден, что мне следует подождать до восемнадцати, чтобы ямогла разобраться в своих чувствах.

Он посмотрел на ее маленький упрямый подбородок и хмыкнул:

– Если доктора Ситона заботит только то, чтобы тыразобралась в своих чувствах, то он мог бы позволить тебе обручиться хотьзавтра. Ты научилась разбираться в этом, еще когда тебе было десять лет отроду.

– Ты прав, – призналась она с веселой откровенностью. Сминуту помолчав, Виктория беззаботно спросила:

– Эндрю, а тебе самому интересно, на ком ты женишься?

– Нет, – ответил он со странной усмешкой, глядя на другуюсторону ручья.

– Почему же?

– Потому что я уже знаю это. Пораженная таким удивительнымоткровением, Виктория круто повернулась к нему:

– Так ты знаешь? Правда? Скажи мне! Я с ней знакома? Когдаон не ответил, Виктория искоса бросила на него глубокомысленный взгляд и началаэнергично лепить твердый шарик из снега.

– Ты собираешься сунуть его мне за шиворот? – весело спросилЭндрю, в то же время настороженно следя за ее действиями.

– Конечно, нет, – ответила девушка, и в ее глазах замерцализадорные огоньки. – Просто я хочу заключить с тобой пари. Если я попаду снежкомвон в тот камешек, что лежит на самом дальнем валуне, то ты должен будешьназвать мне ее имя.

– А если попаду я? – бросил он ей вызов.

– Тогда имя может быть вымышленным, – великодушно заявилаона.

– Я совершил ужасную ошибку, научив тебя азартным играм, –хмыкнул юноша, но не устоял перед ее обезоруживающей улыбкой.

Снежок Эндрю пролетел буквально в нескольких сантиметрах отдалекой мишени. Виктория тщательно прицелилась и бросила свой снежок, которыйугодил точно в цель с такой силой, что камень скатился с валуна.

– Я также совершил ужасную ошибку, когда научил тебя игратьв снежки.

– Я всегда умела в них играть, – нахально заявила девушка,упирая руки в бедра. – Итак, на ком ты собираешься жениться?

Сунув руки в карманы, Эндрю ухмыльнулся, взирая на ееочаровательное личико.

– А как ты, синеглазка, думаешь, на ком?

– Не знаю, – серьезно ответила Виктория, – но надеюсь, онаособенная, потому что ты и сам особенный.

– Она и есть особенная, – заверил он ее. – Настолькоособенная, что я постоянно думал о ней, когда в зимние месяцы находился далекоотсюда, в школе. По существу, я рад тому, что теперь живу дома, так как могу еечаще видеть.

– Кажется, она довольно мила, – поджимая губы, допустилаВиктория, неожиданно почувствовав безотчетную злость к неизвестной девушке.

– Я бы сказал, что она скорее прекрасна, чем довольно мила.Она нежная и одухотворенная, очаровательная и непринужденная, любезная иупрямая. Каждый, кто знакомится с ней, тут же влюбляется.

– Ну хорошо, тогда объясни мне, ради Бога, почему ты неженишься и не решишь этот вопрос раз и навсегда? – мрачно поинтересоваласьВиктория.

У Эндрю дрогнули губы, и необычным для него ласковым жестомон дотронулся до ее густых шелковистых волос.

– Потому, – нежно шепнул юноша, – что она еще слишкоммолода. Понимаешь, отец хочет, чтобы она подождала, пока ей минет восемнадцатьлет и она сможет разобраться в своих чувствах.

Огромные синие глаза девушки округлились, когда онавглядывалась в красивое лицо друга.