чтобы начать войну во Вьетнаме! – черт, как убедительно он говорил! Я чуть было не поверил.

– Почему чуть? – спросил бог (Бог?). – Для тебя это недостаточно убедительно?

– Ну не знаю… – протянул я, пытаясь придумать вопрос позаковыристей. – Как-то оно не очень…

«Я что, уже привык, что он читает мои мысли?» – мелькнуло в голове.

– А улыбка Джоконды? Почему она так улыбается на картине? И откуда возникла жизнь на Земле? Ты подсуетился пять миллиардов лет назад? И зачем…

– Ну-ну, Толя, не части, – прервал меня старик. – Я не обещал, что отвечу на все твои вопросы.

– Послушай, бог, а зачем ты пришел ко мне? Неужели чтобы обратить в истинную веру заблудшую овцу из твоей паствы? Я не верю ни в тебя, ни в архангелов с девой Марией.

– Нет, ты мне не нужен, – нагло ухмыльнулся старик. – И доказывать тебе, что я тот, за кого себя выдаю, я тоже не собирался, просто раз уж ты попросил…

– Что тебе от меня нужно? – не выдержал я. – Давай решим это дело поскорей и я пойду спать, а ты полетишь по своим делам. Только предупреждаю сразу, душу не продаю и верующим не стану.

– Если я скажу, зачем пришел, ты сам будешь умолять меня посидеть со мной подольше… Ну раз ты такой нетерпеливый, слушай. Я пришел за тобой, потому что… – тут он покосился на мою левую руку, – … потому что ты через 6 минут того.

– Что того? – не понял я.

– Ну совсем того. Помрешь в смысле, – совсем тихо произнес старикан и втянул голову в плечи.

– Я… чего? – во рту, несмотря на пиво, вновь безвозвратно пересохло.

– Ну умрешь ты, что тут непонятного?

– Что непонятного? Ты меня спрашиваешь, что непонятного?! – я вскочил на ноги и орал на старика, который выглядел теперь на удивление виноватым. – Да мне только 25 лет! Да я здоров как бык! Зачем мне умирать?

– Время твое подошло, Толя, пора тебе, – глаза Бога перестали быть ехидными и смотрели на меня с простой человеческой жалостью. – Да ты не волнуйся, больно тебе не будет.

– И отчего я… того..? – голова неожиданно прояснилась, только говорить было трудновато. Ноги стали ватными, и я плюхнулся обратно, торпливо закурив.

– Несчастный случай, – охотно начал объяснять Бог. – У тебя в ванной сейчас лампочка перегорит. Ты полезешь на стул ее поменять, потеряешь равновесие и упадешь, сломав шею.

– Да я не полезу на стул до конца жизни! – закричал я.

– Не полезешь, я что–нибудь другое придумаю. В любом месте тебя смерть настигнет, понимаешь? Кстати у тебя четыре минуты осталось.

– А как… а где же старуха с косой и в капюшоне?

– Да нет никакой старухи, сказки это.

Глаза наполнились слезами и я всхлипнул.

– До этого момента я думал, что ты тоже сказка. – И тут меня осенило. – Постой-ка, что–то у тебя не сходится. В мире сейчас столько человек умирают каждую секунду, а ты пришел именно ко мне?

– Неужели ты не понимаешь, что уж временем-то я могу управлять, – серьезно сказал старик. – Так, чтобы каждый или почти каждый пообщался со мной перед смертью. Естественно, перед всеми я предстаю именно в том образе, в котором они привыкли представлять себе бога. Ну, или думают, что он должен так выглядеть.

– И куда я попаду после смерти? В ад или в рай? – черт, мне не верится, что мы это обсуждаем!

– Очередные сказки, – старик засмеялся. – Через две минуты ты сам все поймешь и узнаешь.

– Кто меня найдет? – я наконец понял как это, когда жизнь проносится перед глазами.

– Я оставлю дверь открытой, соседи заглянут.

– Так ты действительно бог?

– Да.

– Почему ты так мало дал мне пожить, урод?! – я сорвался на истерику. – Почему?! Чем я виноват?!

Старик вытянул руку и помахал ей перед моим лицом.

– Глупый ты, – прошептал он. – Если бы ты знал куда идешь, ты бы с радостью согласился попасть туда как можно раньше.

Я неожиданно успокоился и взял со стола пости разряженный телефон.

– Ты чего это? – забеспокоился старик.

– Попрощаться хоть можно? – буркнул я, с трудом разблокировав мобильник.

– Э, нет, дорогой мой, не положено.

Прикинув, не подраться ли мне с Богом за пару звонков, и решив, что несмотря на свой немощный вид он меня одолеет, я бросил телефон на стол и затушил в пепельнице недокуренную сигарету, протяжно вздохнув. Слез уже не было, но горло оставалось сдавленным, как будто Бог накинул мне на шею удавку.

– Ну, посидели на дорожку, теперь иди в ванную и полезай на стул, – заявил старик.

– А если не захочу? – упрямо сказал я.

– Тогда у тебя прямо сейчас газовая плита взорвется. По-моему лучше шею сломать, чем сгореть.

Тоже мне, знаток! Я пошел в ванную, и, попытавшись по привычке включить свет, убедился, что лампочка перегорела. «Надо бы поменять» – машинально подумал я.

– Вот сейчас и поменяешь, – пропыхтел за спиной старик. – Давай, полезай, время уже, нечего мне план сбивать.

Я взгромоздился на стул.

– Давай Толя, через секунду все станет гораздо лучше.

Старик размахнулся и толкнул меня вместе со стулом. Падая, я успел подумать только: «Все-таки бог есть. Всю жизнь не верил".

И я умер.

Я – лобстер

У меня нет имени – мы не даем друг другу имен. Я живу у побережья Канады, в небольшом заливчике неподалеку от Галифакса. Длина моя 84 см, вес около полутора килограмм, но так как мне уже больше семи лет я буду невкусным, даже если меня приготовить по всем правилам французской кухни.

Несмотря на то, что для людей я всего лишь лобстер, я очень многое знаю о них и о многом другом. Знаю такое, о чем двуногие даже не догадываются.

Откуда? Все очень просто.

Вы когда-нибудь видели голубоватый налет на спелых фиолетовых сливах? Если его стереть, слива останется такой же круглой и сладкой. Налет никак не связан с червяком, который забрался в сливу, с ее косточкой, соком или мякотью. Люди, заполонившие Землю, знают о ней ненамного больше, чем голубоватый налет знает о сливе. Они живут, даже не подозревая о главной тайне природы, которая много тысячелетий назад была естественной частью их жизни, но навсегда забылась, как только человек, как он сам считает, стал единственным на свете разумным существом. Глупцы. Для них мы – лобстеры, мушки дрозофилы, тапиры, дельфины, лемуры и так далее – животные, подчиняющиеся определенным законам природы, размножающиеся и, так или иначе, полезные или нет человеку.

Они не помнят, кто такая Мать. Они забыли,