внимание, молчаливое одобрение, и это чувство подсказывало ему, что он на правильном пути.   Ответвления дороги он пропускал, но у равнозначной развилки притормозил: чувство, что здесь надлежит сделать выбор, было очень сильным.   Справа приближался автомобиль. Свет фар скользил по деревьям, хотя его источник пока скрывали повороты дороги. Кленов поспешно повернул налево и нажал на газ. Почему-то ему показалось очень важным избежать встречи с этой машиной.   Вскоре дорога серпантином пошла вверх, и Кленову на время пришлось забыть о своих мистических переживаниях, не только потому, что круто положенные петли требовали много внимания, но и потому, что сверху мог спускаться еще какой-нибудь встречный. Битый час перед глазами Кленова мелькали, как в затянувшемся видеоклипе, деревья, скалы, пустота, огороженная флюоресцентными столбиками. До самого выезда в безлесную высокогорную долину ему, однако, не встретилось никого.   Оказавшись вновь на более или менее ровном месте, Кленов с облегчением остановил машину. Вышел в темноту. Вдалеке еле мерцало несколько тусклых огоньков, вероятно, там была деревенька. Над головою распростерся Млечный Путь - здесь, на высоте, никакие световые завесы не скрывали его варварского величия.   Вскоре уже Кленов различал в звездном свете контуры окружающей местности - от темной полосы шоссе ответвлялась впереди узкая полоска и поднималась вверх по пепельного цвета склону. Пройдя до ответвления, Кленов убедился, что это асфальтированная дорожка, ширины которой вполне хватит для одного автомобиля.   Кленов осознавал необычность своего состояния, чувствовал опасность, но не в силах был определить, где главная угроза - в нем самом или снаружи, и еще менее был способен повернуть назад, продвинувшись так далеко по пути, который, возможно, все же завершится просветлением, вспышкой небесного света, в один миг дающего глубокий смысл всей его скромной (в плохие минуты он говорил себе: жалкой и бессмысленной) жизни. Нельзя сказать, чтобы он испытывал сильный страх или экстатический восторг, но от хладнокровного любопытства наблюдателя осталась лишь тонкая пленка, под которой перекатывались бугры готовых выйти из-под контроля эмоций. Каких именно - он не знал.   С какой бы стороны не угрожала опасность, далеко отходить от автомобиля он не решался. Поэтому он вернулся за руль и вновь завел мотор.   Натужно гудя, “Рено” полз вверх. Кленов вел со всей возможной осторожностью, в любую минуту ожидая каких-нибудь неприятных сюрпризов. Но, не доходя до верхнего края склона, дорожка завершилась небольшой площадкой, и Кленову снова пришлось остановиться. Похоже, площадка служила именно для парковки. Лучи фар уперлись в приземистую, сложенную из грубых камней хижину. Даже крышу образовывали плоские камни... Двери не было. В дверном проеме валялась пластиковая бутылка из под “Кока-колы”. Кленов вооружился фонарем и в очередной раз выключил фары.   Вряд ли ради какой-то пастушеской хижины судьба вела его сюда... Внутри ее не было ничего, кроме мелкого мусора. Обойдя площадку, Кленов обнаружил каменистую тропинку и, отбросив страх, пешком продолжил подъем.   Чего следовало бояться? Что тропинка приведет его к пропасти? За краем долины, однако, местность почти выровнялась, а тропинка исчезла. Кленов на мгновение включил фонарь - жухлая трава, помет мелкого и крупного скота, оставшийся с лета, белесые камни ... Под коркой возбуждения еще таились сомнения. Внешний страх ушел. Теперь он боялся другого - ужасного разочарования, каких-нибудь встреч или событий, которые заставили бы признать нелепость собственных действий, одинокого пути домой, необходимости по иному взглянуть на себя, принять какие-то меры, чтобы избежать повторения подобного рода опасных ситуаций в будущем...   В нескольких шагах был большой камень. Кленов подошел к нему (камень доставал ему до груди), нащупал опору и взобрался наверх. Сел.   Сидеть было мучительно холодно, но камень привлекал его своей твердостью в мире звездного света, где все предметы казались смутными тенями. Разум что-то кричал, как утопающий посреди широкой реки, который то показывается, то снова скрывается под водой, уносимый течением, но его слабые неотчетливые крики не могли уже ничего поделать с ощущением небывалой, немыслимой гармонии, которое охватывало Кленова.   Над головой горел Млечный Путь - еще ярче, чем в долине.   “Ночная радуга,”- шепнул женский голос. Сомнения ушли.   И в то же мгновение Кленов перестал чувствовать холод. Его будто окружило теплое облако. И что самое удивительное, облако это пахло розами.

РУССКИЙ ЛЕС

Ранний рассказ из серии "Наваждения", написанный в 90-е годы.

 Ночь перед Рождеством! Во всех церквах служат, а я оказался зачем-то на этих пустынных улицах. Запушенный снегом лед с чернильными разводьями. И - ни одного пешехода кругом.   Проехали два помятых “форда” без номеров. Встали под черными тополями на обочине. Из одного вылезли мужики, направились вразвалку к другому. Вдалеке хрустнул выстрел. Мужики вернулись назад. Обе машины развернулись и, меся колесами грязный снег посреди улицы поплыли обратно. Страх был рядом, нечувствительно, как костюм, который, возможно, придется надеть.   Поразительно красив снег! Под фонарем он кажется двойным - сверху скользит белый по серо-лиловому фону городского неба, а снизу, навстречу, серый, теневой, по белому и мягкому.   Пустынно так в этих краях потому, что кругом спящие заводы. На пять метров взметнулись ввысь бетонные заборы, кое-где - с колючей проволокой по гребню; темны окна заводоуправлений. Лишь изредка два-три забытых с позапрошлого века жилых дома. В теплом свете окон - огоньки елки. Я-то думал срезать путь к метро, но, наверное, спутал направление. Скоро и эти оазисы перестают попадаться. Стены все выше, безлюдье мрачнее.   Вдруг - первый росток. Деревце. Елочка с очень колючей, жесткой, почти черной щетиной пробилась прямо посреди улицы. Как же быстро она выросла - в первый же рабочий день ее смяли бы безжалостно колеса грузовиков.   Дальше - еще несколько черных елей. Небольшая рощица. На проволочных ветвях почти нет снега. Они вздрагивают, раскачиваются - снегу просто не удержаться, хотя он падает все так же густо. Около рощицы слышно потрескивание, как от электрических разрядов.   Прямо на глазах, расталкивая многотонные плиты, пробиваются новые ростки. Слой снега смягчает звуки, но я слышу, то дальше, то ближе, глухие удары. От бетонного забора отделяется панель и, подняв облако снежной пыли, валится плашмя. За ней - щетина молодых елей. В заводских корпусах, так и не пробудившихся от сна, трещат и рушатся перекрытия. Я поворачиваю и спешу назад по собственному следу. Далекий взрыв. Разом гаснут фонари.   Все меньше неба между вершин елей. Ватный грохот распадающихся зданий. Гладь канала - последний просвет свободы между взметнувшихся к звездам деревьев. Высоко над головой - рубиновые габаритные огни стиснутого могучими стволами “мерседеса”...

СТОЯЩИЙ С КРАЮ