Следователи перевернули по камушку долину вместе с прилегающими к ней окрестностями и нашли банду убийц-психопатов, орудовавшую в тех местах. Несколько человек под видом сотрудников экоотеля заманивали туристов в глухие места, обманом пичкали наркотиками и жестоко убивали, издеваясь в извращенной форме. Банда не пожелала сдаваться и была полностью уничтожена в ходе штурма. Всех их пособников выявили и тоже уничтожили, потому что сообща решили, что пожизненное заключение слишком мягкое наказание для таких нелюдей, как они. Чтобы не травмировать и без того глубоко несчастных родственников жертв убийц-психопатов, дело не стали предавать огласке. Все засекретили и оставили в тайне. Чтобы не давать повода для радости всевозможным злопыхателям, желтой прессе, писакам всех мастей и прочим червям, которые ради жалких копеек за вонючую статейку обгадят любое горе кого угодно. Представители всех пострадавших семей через ее родителей попросили Марину никому ничего не рассказывать. Она, естественно, согласилась.

Но для самой Марины этот кошмар так полностью и не закончился. Долгое время в каждом темном углу ей мерещились ходячие выпотрошенные мертвецы с остекленевшими глазами и искореженными предсмертными муками лицами, булькающие перерезанным горлом и сжимающие в окровавленных руках собственные вывалившиеся внутренности. Больше полугода ей было очень страшно есть, потому что воспаленная психика внезапно могла увидеть в еде копошащихся личинок или отгрызенное с мясом ухо Романа Сенкевича вместе с вырванными глазами и отломанными пальцами, испачканными в кровавых ошметках. Марина сильно отощала, ела мало и чуть что страдала от рвоты, жила на транквилизаторах и ежедневно получала несколько часов психиатрических и психотерапевтических процедур. А тут еще появился Макс со своим параноидальным бредом, и чуть ее окончательно не добил.

Оказалось, что в июне, после того как дело было закрыто, со Смирнова взяли подписку о неразглашении и отпустили. Но суперустойчивая психика спортсмена-экстремала оказалась не такой уж устойчивой, и крыша у Макса съехала полностью. Он бросил спорт и уехал куда-то в глушь. Поначалу все подумали, что навсегда. Но спустя полгода, точно в годовщину жуткой резни, он объявился вновь и даже сумел как-то узнать новый номер телефона Марины. Он позвонил и попросил встретиться тайком от всех. После всего пережитого видеть его Марине не хотелось совсем, психика едва начала стабилизироваться, и соприкасаться с частью того жуткого кошмара, пусть даже не опасной, никакого желания не было. Но Макс настаивал, заявив, что у него есть важная информация о том, что же все это было, ибо он только что вернулся из тех мест. Первым желанием Марины было слить его отцу, но Смирнов сказал, что знает о том, что у нее в темноте жуткие галлюцинации, потому что у него такие же, и знает, как от этого избавиться. Пришлось согласиться на встречу, потому что темнота реально является для нее леденящим душу кошмаром, от которого недалеко до необратимого сумасшествия.

Они встретились днем, в модном кафе в Камергерском переулке, которое Марина предпочитала последнее время из-за хорошего внутреннего освещения. Ей стоило немало усилий выбраться на эту встречу без охраны, но в первые же минуты она пожалела о том, что избавилась от провожатых. Макс однозначно сошел с ума и своими рассказами напугал ее до жути.

– Его можно убить! – с жаром шептал Макс с нездоровым блеском в глазах. За минувший год он сильно изменился: похудел, осунулся, отпустил модную сейчас бороду, но она лишь придавала ему зловещий вид. Который еще более усугублялся дешевыми китайскими шмотками. – Я провел в этой долбаной тайге полгода, облазил все окрестности, достал до полусмерти всех тамошних шаманов, колдунов и прочих шарлатанов всяких малых и коренных народностей! Со мной долго никто не хотел разговаривать, но я все-таки добился своего! Мы не первые, кто попал в руки к этому монстру, были и другие, много, это чудовище живет в долине Оюнсу тысячи лет, все, как в легенде! Он убивает всех, кто приходит в долину зимой, но некоторые спасались, потому что имели оружие против него!

– Какой монстр?! – Марина почувствовала, как ее начинает бить нервная дрожь и тщательно утапливаемые в глубинах сознания страхи начинают выползать наружу. – Какое чудовище?! Какое оружие, Макс?! Что ты несешь?! Не было никакого монстра, нас опоила наркотиками банда убийц-психопатов, их всех поймали и уничтожили вместе с подручными! Ты болен! Тебе нужен врач!

– Так ты ничего не знаешь? – Возбужденный тон Макса мгновенно стих и сменился на настороженный. – Тебе ничего не рассказали?

Он неуверенно замолчал, и в его глазах явственно читалась мысль, а надо ли продолжать этот разговор. Макс окинул кафе полным подозрения взглядом и молча достал из кармана денежную купюру, собираясь расплатиться за кофе и уходить. Эта неожиданная его реакция заставила Марину остаться, и она, желая любой ценой избавиться от поджидающих ее в темноте жутких галлюцинаций, попросила Макса объяснить, что происходит. На свою голову, блин. Лучше бы уехала домой!

– Не было никакой банды психопатов, – теперь Макс говорил тихо и как-то слишком спокойно, что только усиливало медленно заполняющий ее страх. – Сразу после того, как мы вернулись в Москву, меня заперли в каком-то ФСБ-шном НИИ не то криминалистики, не то чего-то еще. Я так и не узнал ни названия, ни точного местоположения, меня везли туда и оттуда в автобусе без окон. В палате, где я провел полгода, окон тоже не было…

Он зло поморщился, как-то агрессивно выдыхая, но продолжил все так же тихо:

– Сначала они хотели все повесить на меня. Требовали признания, допрашивали по двадцать два часа в сутки, кололи какую-то гадость, чтобы развязать язык. Через несколько дней в долину Оюнсу отправилась следственная бригада, пять человек вроде… В Хабаровске им придали еще местных силовиков. Бригада добралась до долины, сообщила о прибытии на место и больше на связь не выходила. Через неделю кого-то из местных отправили к ним, выяснить, в чем дело. Местные вернулись и сообщили, что никого в долине не нашли. Ни следователей, ни их вещей, ни транспорта – никаких следов. Военные, которым принадлежит тамошняя запретная зона, никого не видели и ничего не знают. Заявили, что с тех пор, как долину вывели из ведения Министерства обороны, они там не появляются, а раньше проблем не было.

Макс вновь зло выдохнул:

– После этого следователи меня чуть в клочья не порвали, требовали, чтобы я выдал своих подельников, даже током били, у них для этого специальные девайсы есть! – Он усилием воли убрал с лица гримасу ненависти. – Думал, не выдержу и в конце концов признаюсь в чем угодно, лишь бы не мучили. Наверное, их остановило то, что детектор лжи показывал, что я не вру… или то, что под химией я говорил все то же самое, не знаю… Короче, следом за первой следственной бригадой отправили вторую, побольше. Она тоже бесследно исчезла, словно ее вообще не существовало. После этого каждая или почти каждая из семей послала туда своих людей, и никто из них не вернулся. Я слышал, что в общей сложности в долине пропало под сотню народа, и каждый раз кто-нибудь из следователей ставил мне это в вину, обещая, если я не признаюсь, выдать меня родственникам убитых. Как у меня в те дни крыша не съехала – не знаю.