А до тех пор задержанные будут порознь содержаться на местной гауптвахте, потому что вторглись на территорию секретного государственного объекта, а это преступление. И вообще, пусть радуются, что их не перестреляли часовые, ибо оружие против таких вот нарушителей на данном объекте применяется без предупреждения. Судя по тону офицера, говорившего все это, было несложно понять, что этих самых часовых ждет неминуемая расплата за то, что они никого не пристрелили, а самому офицеру угрожает кара ничуть не меньше за то, что его подчиненные допустили проникновение посторонних на секретный объект. В заключение он посоветовал им хорошенько вспомнить все, что они знают об этом якобы егере, который, по их же словам, якобы просто взял и привез их на машине внутрь секретного объекта, окруженного двойным периметром различных заграждений и единственными воротами, находящимися под неусыпной охраной.

Ночь прошла жутко. Оказавшись одна, в грязной полутюремной камере без удобств и постельного белья, на замызганном матрасе и в полумраке тусклого освещения, Марина едва не сошла с ума из-за вернувшихся кошмаров. Как только надзиратели выключили свет на ночь, воцарившийся мрак ожил булькающим сипением ходячих трупов, шаркающими шагами маньяка и тихим, почти беззвучным издевательским смехом. От поистине животного ужаса Марина орала и визжала так, будто ее на самом деле потрошит жуткий кровожадный монстр, явившийся за ней из отеля. На ее леденящие душу вопли сбежалась охрана, свет включили, мечущуюся в полубезумном бреду по камере девушку отловили и вызвали начальство. Начальство в виде все того же усталого офицера велело вколоть Марине успокоительное и вняло ее мольбам не выключать в камере свет, отказав при этом в просьбе перевести ее в камеру к Максу или хотя бы оставить с ней в камере кого-нибудь из надзирателей.

Под успокоительным и при свете галлюцинаций у нее больше не было, что доказывало факт отсутствия на данном секретном объекте ужасающего монстра из несуществующего отеля. Однако заснуть Марина так и не смогла и до прибытия следователей не сомкнула глаз. Она даже не сумела заставить себя позавтракать, потому что в солдатской каше, которую принесли в камеру в грубой алюминиевой тарелке, ей чудились личинки трупных червей и оторванные человеческие пальцы. Позже выяснилось, что Макс чувствовал себя ненамного лучше, просто он не орал, потому что психика чемпиона в экстремальном виде спорта более стойко переносила галлюцинации.

Следователи прибыли ближе к полудню, и Марину с Максом повезли в Хабаровск, в какие-то военные следственные органы, так сказал один из дознавателей, или кто он там был, неважно. Снегопад все еще шел, поэтому везли их в обычном автозаке для перевозки зеков, и всю дорогу следователей интересовали все те же вопросы: как молодые люди сумели проникнуть на ядерный объект и кто этот якобы егерь, который их туда привез. Не составляло труда понять, что в рассказ Марины и Макса о кровавой резне в отеле они не верят абсолютно, он их вообще не интересует. Зато тот факт, что молодые люди внезапно не смогли вспомнить ни номер внедорожника егеря, ни его имя, ни лицо, ни даже дать его описание, явно говорил следователям о многом. Все, что Марина с Максом могли вспомнить о егере, это лишь то, что у оного был тяжелый пронзительный взгляд, скорее недобрый, нежели злой, и то, что над ним постоянно кружила высоко в небе странная птица, очень крупная и с драконьими крыльями. Оба следователя многозначительно переглядывались и продолжали задавать одни и те же вопросы.

На требования Марины позвонить отцу, известному на всю страну олигарху, они с невозмутимыми лицами отвечали, что до выяснения личностей преступников, проникших на секретный ядерный объект, а также непосредственно способов и целей их проникновения никакие требования данных преступников удовлетворены не будут. Это вызвало у Марины истерику, которая закончилась тем, что ей заклеили рот и вновь надели наручники. Следователи принялись за Макса, но добиться от него чего-либо понятного не смогли. Он тоже рассказывал о несуществующем отеле, жуткой резне, монстрах, появляющихся из сгущающегося в темных углах мрака, и ходячих мертвецах, вылавливающих для него жертв. В довершение всего выяснилось, что Макс не помнит или делает вид, что не помнит, как он добирался до сторожки егеря и что видел внутри нее.

В общем, их долго везли куда-то в автозаке, отказывая в воде, пище и возможности справить естественные надобности. Впрочем, для последнего в автозаке имелось какое-то уродливое, грязное и крайне антисанитарное приспособление, которым Марине и было предложено воспользоваться. Несколько часов она не решалась даже подходить к этому рассаднику всевозможной заразы, потом стало совсем невмоготу, и использовать отхожее место все же пришлось. После всего пережитого ее психика восприняла этот процесс достаточно спокойно, что и понятно, однако по заинтересованным взглядам следователей тут же стало ясно, что преступник прокололся. Рассказывает о том, что дочка олигарха, а сама пользуется зековской парашей, даже не поморщившись. В конце концов автозак все-таки приехал в какой-то город, и Марину с Максом посадили в камеры уже вполне настоящей тюрьмы.

Первым делом их отправили на медицинский осмотр, сразу предупредив, что после этого будет помывка, переодевание в тюремную одежду, прием пищи и допрос. И никаких телефонных звонков или адвокатов им, как государственным преступникам, не положено. Сколько бы все это продолжалось, неизвестно, но тут Марину спас ее мобильный. Трубка давно разрядилась, следователи отдали ее каким-то своим техническим специалистам, те зарядили аккумулятор и принялись выуживать из аппарата информацию. В этот момент служба безопасности отца обнаружила выход в сеть телефона Марины, с которым не было связи почти трое суток, и доложила отцу. Отец позвонил дочери, трубку снял кто-то из военных следователей, и личность Марины быстро подтвердилась. Отец мгновенно развил бурную активность, поставил на уши стольких влиятельных людей, что следующий звонок следователям делал чуть ли не министр обороны лично. Через пять часов Марина с Максом в сопровождении каких-то силовиков сидели в бизнес-классе рейса Хабаровск – Москва и ждали взлета.

В Москве отец встречал их лично, в окружении целой свиты из доверенных лиц, юристов и представителей силовых структур далеко не самого среднего уровня. Макса сразу же куда-то увезли, позже оказалось, что на закрытую «дачу» ФСБ, где он полгода находился под домашним арестом «до выяснения обстоятельств дела». Марину заперли в семейной усадьбе на Рублевке, охрану усилили вдвое, и до июля преподаватели, врачи и психотерапевты ездили к ней на дом. Там же она сдавала университетские экзамены. И даже не думала сопротивляться такому положению дел, потому что могла только догадываться о том, насколько опасные интриги бушевали вокруг нее в это время.

Позже мама рассказала, что первые полгода прошли очень нервно. Базояны, Габазовы, Агаевы, Сенкевичи, Абрамовы, Вознесенские, Гайшаловы и даже «олигарх-лайт» Кулич, хоть возможностями не вышел, короче, все встали на дыбы в поисках своих отпрысков. На одежде и снаряжении Марины и Макса экспертиза нашла кровь каждого из пропавших молодых людей, и в первые дни все решили, что это Марина с Максом убили всех своих друзей на почве наркотического опьянения. Тем более что в крови у Марины были найдены следы сильнодействующего психотропного вещества. Само собой, их странный и душераздирающий рассказ о мистическом монстре не вызвал у родственников погибших ни малейшего доверия. Дело едва не дошло до тайной войны, вендетту удалось предотвратить только благодаря здравомыслию всех заинтересованных сторон, которое удалось выработать с огромным трудом. В долину Оюнсу за полгода было отправлено три следственных бригады, последняя из них насчитывала более сотни сотрудников силовых ведомств, которым на месте был придан не то батальон, не то полк Внутренних войск, тогда еще Росгвардии не было.