прогуляется, ей полезно проветриться, — усмехнувшись, сказал Осборн и приобнял Грейс за талию. — Куда ты хотела сегодня сходить?

Она не успела и первого слова произнести, как внимание отвлекли. Серое пятно, будто специально выбравшее такой маршрут, чтобы стройным рядом, расправив поля пальто, вздымавшихся от быстрого шага, обогнуло их, прошмыгнуло к скверу, где над городом возвышался храм, и исчезло в тени деревьев.

— Не люблю я их. Не очень приятно, когда они рядом, — сказал Осборн.

— Почему?

— Предчувствие какое-то нехорошее. Какие-то они подозрительные.

— Ну, Осборн. А как же «Бритва Оккама2»?

— Грейс, я же не люблю философию. Что там с ней?

— Ну как же. Смотри, сейчас у тебя два варианта. — Грейс улыбнулась. — Первый: эти студенты — масоны, последователи оккультизма, преступники, за которыми обязательно нужно следить. Второй: эти студенты — обычные молодые люди с плохим чувством стиля, которые просто гуляют. Что более вероятно?

Осборн обдумал слова девушки и тихо рассмеялся.

— Правильно ты говоришь. Что-то я заразился вездесущим любопытством Руби. Это она бы скорее переживала из-за такой чепухи, а не мы.

— Не переживай. Пусть сходят с ума со своим имиджем, главное, чтобы нас не трогали. — Улыбнулась Грейс и потянула парня в сторону букинистического магазина. Она помнила, что хозяин обещал оставить ей одну примечательную книгу.

То был очередной приятный октябрьский день в Ластвилле. Еще не вступившие в правление холода, тихая живая музыка, застенчиво встречающая то на главной площади, то в укромном уголке у питьевого фонтана, то у входа в театр, и смех, и разговоры обо всем, и аромат выпечки, ощутимый у каждой пекарни, и спокойствие, и уверенность в том, что завтрашний день будет такой же.

Но ни одно спокойствие не может длиться долго. Потонувшая в тепле и радости осень для нее — вечность. Горячая юношеская кровь только быстрее отогревает уснувшее помешательство. Бунт настанет, рано или поздно.

И новости, разлетевшиеся на следующее утро по всей округе, были ярким тому подтверждением.

II глава

Газеты еще не успели отдать в печать, а все уже знали, что некий мистер Уайтхед пропал, «пропал совершенно неожиданно, среди белого дня, из самого безопасного, тихого и спокойного городка Англии». Об исчезновении сообщила миссис Уайтхед, женщина, удостоившаяся первой полосы, которая после вечерней прогулки вернулась домой и не обнаружила мужа в привычном ему месте: на диване перед телевизором с бутылкой дешевого эля. И только этого хватило, чтобы понять — мистер Уайтхед точно пропал. За двадцать пять лет совместной жизни он не изменял своей привычке. С чего бы ему начинать на двадцать шестой?

Полиция выполнила обязательства: к десяти утра приехала к дому миссис Уайтхед, успокоила надрывавшуюся от бесслезных рыданий женщину, осмотрела несколько комнат, захватила с собой то, что было похоже на улики, и покинула пригород Ластвилля, пообещав расследовать это дело как можно скорее. Начало расследования зафиксировали все издания Ластвилля.

Новости появились в десять пятнадцать, невообразимо поздно, если считаться с привычным информационным бегом, двигавшим прогресс человечества уже которое десятилетие. Студенты университета Ластвилля как раз спешили, на ходу допивая кофе из кафетерия, когда во всех беседах появилась небольшая статья о пропавшем, сопровождавшаяся фотографиями незнакомцев-Уайтхедов и их дома. Счастливых, улыбающихся и ставших дорогими для каждого жителя Уайтхедов.

Всех сплотили беседы об исчезнувшем человеке. Студент, даже тот, который совершенно не читал в новости, считал долгом поделиться мнением с каждым, кого встречал по дороге на занятия. На мощеных тропинках образовывались людские заторы.

У Ластвилля наконец появилось развлечение получше ярмарки на площади и живой музыки. Разговоры зажурчали как ручьи по весне. Ластвилль снова знаменит и очень надеялся на то, что преступление все-таки окажется громким. На следующее лето можно было бы пригласить музыкантов и сдать больше комнат.

— И что теперь? Все будут галдеть, будто их самих украли, а не какого-то незнакомца, — сказала Руби и с недовольным лицом убрала в карман брюк смартфон.

— Это особенность человека — видеть себя на месте каждого обиженного и обманутого и оплакивать себя воображаемого, — ответил Осборн.

Руби отпила немного кофе, поправила кудрявые волосы, которые никогда не лохматились на ветру, и сказала:

— Как фальшиво все это. Сделали сенсацию, заставили работать полицию, шумиху развели. А он, может, с друзьями в пабе решил выпить пива.

— Тогда окажется, что он — мистер Оказия, а не Уайтхед. Представь только, ты уходишь с друзьями за пивом, никого не трогаешь, пьешь себе спокойно. Возвращаешься домой и тут бац — ты звезда всего города! А если в пабе темно и телефон валяется где-то на две кармана, то, может, еще и округ, — сказал Осборн.

— Узнаем потом. Когда полиция соизволит заняться этим, тогда и узнаем, — заключила Грейс и посмотрела на лужайку, которая всегда казалась ей особенно живописной.

Есть все-таки какая-то испуганная изящность в простоте коротко подстриженной и уже блестевшей желтыми проплешинами травы в окружении старинных корпусов конца восемнадцатого века, ощетинившихся потемневшей от времени черепицей, облепившихся балкончиками и фигурными оконными выступами словно гнездами и увенчавшимися башенками смотрителей, где уже много лет молодые люди следят скорее за своими же ночными приключениями, а не за другими студентами.

— Да, точно. Потом узнаем. А сейчас лучше бы не опаздывать! — повторила Грейс, вдоволь налюбовавшись, взяла Осборна за руку и повела к третьему корпусу, стоявшему на холме словно замок, окруженный невидимым рвом, на занятие профессора Ливье.

На лекциях по английскому языку, будь то изучение особенностей грамматики древнеанглийского или обращение к современным изменениям в лексике, всегда аншлаг. Профессор Ливье была любимицей студентов не только благодаря харизме, но и мягкому характеру. Она никогда не ругалась, не ленилась повторить и объяснить и ни разу не забыла пожелать ученикам доброго дня или утра. В тот день профессор Ливье вновь была приятнейшей из женщин: с расслабленной улыбкой она вошла в освещенный яркими лучами лекторий, поставила на край стола из темного дерева стаканчик кофе, купленного в центре, и поприветствовала студентов. Каждый отметил красоту ее голоса. Студенты сбились в большую кучу из глаз и голов, всех обращенных к статной женщине и ее светленькой голове с каре, которое переливалось