Чем скорее ты это примешь, тем скорее выберешься из тьмы.

Десять.

Я не выберусь.

[1] Тринити-Черч конфессионально относится к англиканству, но в угоду сюжету скорректирован к католицизму.

[2] Является одним из самых популярных антидепрессантов в Америке наряду с «Прозаком».

6 апреля 2015 года, Нью-Йорк

Медленно провожу ладонью по гладкому материалу чёрного пиджака, внимательно вслушиваясь в речь Томаса Майерса, прокурора в сегодняшнем деле. Весеннее солнце слегка пробивается сквозь жалюзи в зале заседаний, и в лучах танцует едва заметная пыль. Волнение отступило ещё в начале слушания, хотя изредка продолжает накатывать комом к горлу.

В зале виснет тугая тишина, и я, собравшись, нарушаю её.

— Ваша честь, я протестую. Материалы, предоставленные прокурором, являются личной перепиской сотрудника компании моего клиента и могут трактоваться как угодно, — твёрдо проговариваю я, когда он заканчивает. — Нам не нужен субъективизм.

Сторона обвинения окидывает меня злобным взглядом, что, правда, ускользает от внимания судьи — тот слегка ударяет молотком и басисто молвит:

— Протест принят. Мистер Майерс, личная переписка не доказывает факт наличия двух книг бухгалтерского учёта в «Юджин Интертеймент». Вы хотите добавить что-нибудь ещё?

Я опускаю взгляд, еле сдерживая рвущуюся наружу наглую улыбку, но она всё же касается уголков губ.

У прокурора нет на моего клиента ничего. Абсолютно. И он это прекрасно знает.

Дело «Юджин Интертеймент» — одно из первых доверенных мне партнёрством после возвращения из затяжного «отпуска».

Министерство финансов заподозрило их в махинациях по бухгалтерским отчётам, после того, как те не отобразили крупную сумму поступления. Потом всплыла переписка сотрудника финансового отдела, где крайне двусмысленно упоминается слово «книга» в контексте сверки счётов — да и по факту, никаких других прямых доказательств предоставлено не было. Максимум, что грозит моему клиенту — некрупный в масштабах их бюджета штраф и предупреждение.

Надо отдать должное отцу: благодаря его знакомству с главой «Беккер и партнёры», после того дня мне снисходительно предоставили возможность прийти в себя. Заняло это, правда, год с небольшим, но место адвоката за мной сохранили, хоть и отдавали пока не самые громкие дела, как это.

Я уже не так привередлива, как раньше: мне достаточно и этого для начала. Я отлично отдаю себе отчёт в том, что если реабилитация как личности уже почти закончена, то как юриста ещё только предстоит. Отец был прав пару месяцев назад — я действительно не должна рушить карьеру, взлет которой мог бы быть стремительнее, если бы не раннее замужество, последующий декрет и случившееся…

Ледяная волна воспоминаний ударяет по позвонкам, но я резко одергиваю себя — не здесь, не сейчас, не после такой серьёзной годовой терапии.

— Миссис Ричардс, слово предоставляется стороне защиты, — грузно оперевшись о дубовый пьедестал, проговаривает судья Никсон, возвращая меня в реальность.

Мой час настал.

***

Уже в прохладном холле меня нагоняет Майерс. Я замечаю его не сразу, углубившись в ленту новостей на экране смартфона и маневрируя среди коллег и их клиентов, но он — намеренно или нет — задевает кожаный портфель в другой моей руке, сравнявшись.

— Ричардс, — цедит он сквозь зубы, на что я лишь поворачиваю к нему голову и одариваю скучающим взглядом. Но телефон из вежливости убираю.

— Майерс, — в тон ему откликаюсь я, одним движением откидывая пряди волос за спину и останавливаясь.

Он пристально вглядывается мне в глаза, явно борясь с желанием излить на меня ярость от проигрыша, но стойко держится. Профессионализм и этика — наше всё…

— Рад, что ты вернулась, — неискренность царапает атмосферу, но одним из преимуществ принятия антидепрессантов становится полное абстрагирование от подобного. Я высушена изнутри настолько, что меня не трогают такие выпады.

Хотя, не могу сказать, что раньше была более эмоциональной — за мной всегда наблюдались серьёзность, спокойный тон, вдумчивость и уравновешенность. Почти полный идеальный набор для любого адвоката. Правда… С последним качеством в какой-то момент чуть больше года назад случился сбой, приведший к непоправимому.

— И я рада вернуться к работе, Том, — обманчиво мягко отвечаю я, выдерживая цепкий взгляд прокурора, изучающе проходящий по всему телу.

Он явно ожидал увидеть меня на заседании иной: сломленной, неряшливой и неуверенной, но я снова та, какой была раньше, даже внешне.

Внешний лоск скрывает всё… Особенно, если это костюм от Армани.

— Наверняка трудно возвращаться к былому? — его язвительность неуместна, ибо мы оба отлично знаем, что в том самом «былом» он чаще проигрывал мне, нежели брал верх.

Я улавливаю скрытый контекст — раньше в беседах это удавалось быстрее; сейчас же разум периодически туманится побочным эффектом таблеток, но всё же: Майерс намекает на последствия трагедии в моей жизни.

— Не трудно. Было приятно видеть тебя сегодня в оппонентах, — отсекаю я и иронично добавляю, не заботясь о концентрации холода в тоне: — Жаль, что ты в очередной раз не подготовился должным образом. Хочется более насыщенных полемик, когда я защищаю своих клиентов — возьми на заметку.

Кажется, я забыла упомянуть ещё одну черту — прямолинейность, граничащую с безрассудством. Присуща как стороне защиты, так и государственным обвинителям, и почему-то в этот раз перед последним мне это сходит с рук.

Не дожидаясь ответа, я разворачиваюсь на высоких шпильках и направляюсь к лестнице, мысленно открывая в голове чистый список под названием «Враги» и вписывая Майерса туда первым.

Все прочие подобные списки устарели, едва я ушла в зените буйно расцветающей карьеры несколько лет назад.

На всякий случай подглядываю под ноги, чтобы феерично не оступиться, пока мою спину прожигают ненавидящим взглядом, и на последней ступеньке поднимаю глаза, перекладывая портфель из одной ладони в другую. Моё внимание в этот момент привлекает высокая мужская фигура у входа в тёмном элегантном костюме, окружённая двумя телохранителями, судя по грозному виду. В здании Верховного суда Нью-Йорка можно встретить совершенно разный контингент, так что эта картина не удивляет.

Незнакомец общается с одним из судей по семейным делам — по долгу службы я с ним не пересекалась потому, что специализируюсь на экономических преступлениях.

Смеётся над какой-то удачной шуткой блюстителя правосудия, и в этот момент один из его охранников делает шаг в сторону — я успеваю разглядеть лицо, кажущееся знакомым.

Чёрные волосы, короткая стрижка. Припорошенная снегом седины бородка, а на идеально выбритых линиях скул и щек множество морщин, как и на лбу. Под жгуче-карими глазами заметные мешки, но они добавляют харизмы, словно без них портрет будет незавершён.