Вот так и закончились мои похождения в Бретани. Хотя вру до того как я отчалил, произошло еще одно событие…

ГЛАВА 16

На наложенную на меня опалу я не обратил ровным счетом никакого внимания. Дело привычное, не в первый раз. Как говорится: плавали, знаем. Кто только их на меня не накладывал. И Максимилиан Бургундский, и батюшка его, кайзер Священной Римской империи — во время моего визита в Дойчланд, Франциск Бретонский — этот уже в третий раз, насколько помню. Покойный Карл Смелый так вообще едва ли не раз в месяц лишал милостей.

Работа у государей такая, сложная, не позавидуешь, ей-ей. Опять же профессиональная деформация, коя свой отпечаток обязательно накладывает. Монарх обязан быть грозным, вредным и непредсказуемым, дабы подчиненные постоянно себя в тонусе держали. Не с той ноги встал — в опалу всех, кто на глаза попался. Замешкался с поклоном — пшел туда же, не дай бог перечить удумал — извольте проследовать в немилость. И так далее, и тому подобное. Вот только все эти опалы по большому счету формальные, понарошку, ибо государи прекрасно понимают, что таким образом могут живо полезных подчиненных лишиться. Для того чтобы серьезно под фанфары загреметь, это еще надо умудриться. Хотя и такое случается частенько.

А я полезный, без меня как без рук, так что могу позволить себе вольности. Но опять же без перебора. И вообще, не будь я вассалом Франциска по сеньории Молен, даже не обратил бы внимания, а так обязан изобразить смятение и раскаяние.

Отплытие из Бретани назначил на утро, а сам весь день провел, не выбираясь из дома. Потихоньку выходил из похмелья, заодно опять взялся за «Хроники графа божьей милостью Жана Шестого Арманьяка», кои за неимением свободного времени совсем забросил. И даже дописал главу своего труда по благородному искусству владения оружием под претенциозным названием «Сила клинка». Верней, я только диктовал, а писал Хорст, ибо почерк у графа божьей милостью уж вовсе скверный, пишу как курица лапой, уж извините.

Модиста великодушно помиловал по совокупности заслуг, но до своей отправки придержал под замком, дабы языком раньше времени не молол. Ломбардца лишать жизни не стал, до проверки информации поживет пока. А может, и дольше, там посмотрим. Как ни странно это звучит после стольких смертей на моей душе, но пустого смертоубийства сторонюсь.

В общем, дело потихоньку шло к вечеру, я уже предвкушал, как всласть покувыркаюсь напоследок с Лизкой, но совершенно неожиданно с визитом явился бастард Франциск де Вертю.

Уже без следов похмелья, но заново хорошо подшофе.

— Мой друг! — начал он, высадив с оттяжкой поднесенную чарку арманьяка. — Ничему не удивляйтесь!

— Вы меня пугаете, Франциск… — Честно говоря, я слегка оторопел от такого начала. — Что еще случилось?

— Ровным счетом ничего! — выпалил бастард с лукавой улыбкой и добавил, чуть подождав: — Ничего плохого!

— Ну да, все, что могло случиться плохого, уже случилось… — прокомментировал я и глазами показал Лизетте заново наполнить стопку.

— Жан, — бастард картинно развел руками, — вы же все прекрасно понимаете.

— Ладно, ладно, не буду. Но потрудитесь изложить суть дела.

— Обязательно! — Внебрачный отпрыск бретонского герцога шутливо поклонился мне. — Итак, я привез к вам гостей. Извольте отдать команду своим людям пропустить их.

— Распорядись… — Я кивнул братцу Туку, а сам слегка насторожился.

Естественно, мне уже доложили, что бастард приперся не верхом, а в карете, причем под усиленной охраной, чему я слегка удивился. Но не особо, списав на меры предосторожности после попытки дворцового переворота. А тут гости? И кто, спрашивается? Ежели просто собутыльники, к чему вся эта загадочность? Надо бы себя в порядок привести на всякий случай…

К счастью, я шастал по дому не в труселях, так что для приличного вида осталось всего лишь напялить колет, вдеть ноги в ботфорты и приладить на башку берет. Едва управился, как в кабинет гуськом вошли две женщины в длинных плащах с глухими капюшонами. Судя по фигурам, одна взрослая, а вторая — еще совсем ребенок. Вслед за ними вперлись Федора с доченьками, все расфуфыренные, словно при дворе.

В голове сразу мелькнула резонная догадка.

«Да ну… — ахнул я про себя. — То-то Федька целый день наводила тень на плетень и с какой-то стати приказала слугам устроить парко-хозяйственный день в особняке. Заодно облачиться в парадный костюм. И девицы мои, Катька и Машка, ей под стать, загадочно перемигивались. А я, дурень, так и не сообразил…»

Плащи с шелестом опали на пол.

— Ваше высочество! — Я тут же растопырился в поклоне. Сразу после дюшесы поклонился Анне, ее дочери.

— Мой друг… — мягко произнесла дюшеса с едва заметной улыбкой. — Я посчитала, что будет очень неправильно не увидеться с вами до вашего отъезда.

— Всегда к вашим услугам, ваше высочество… — немедля произнес я обязательную формулировку. Несмотря на условно неформальную обстановку, пренебрегать этикетом никогда не стоит. Особенно если общаешься с царственными особами.

А вообще это… как бы правильней сказать… Визит самой дюшесы с дочерью, без мужа и без свиты, — это неслыханная милость. Особенно на фоне опалы от ее мужа. Кабы не вылилось в настоящую немилость, когда вскроется. Может, в ночь отвалить?

— Мы так и не выразили вам, граф, свою благодарность за проявленное вчера мужество… — продолжила Маргарита, с любопытством окинув взглядом кабинет. — А посему решили восполнить упущение сегодня…

Бастард де Вертю тут же извлек из-за пазухи узкий увесистый футляр из кожи с золотым тиснением, открыл и с поклоном подал его дюшесе.

В коробке лежала золотая мужская цепь из отделанных филигранью бляшек, с подвеской в виде скрещенных мечей на фоне щита с выложенным на нем рубинами каким-то сложным узором. Эдакое усложненное подобие эмблемы приснопамятного комитета глубокого бурения, канувшего в Лету вместе с Советским Союзом.

По этикету требовалось встать на колено, что я и исполнил.