на этот раз писатель внимательно отнесся к высказанным ему замечаниям и пожеланиям.

Учитывая вышеизложенное, полагаем целесообразным не рассматривать более в ЦК КПСС вопрос о публикации шестой книги мемуаров И. Эренбурга в журнале «Новый мир», передав его на решение редколлегии журнала. При этом считаем необходимым обратить внимание т. Твардовского на изложенные выше принципиальные замечания и предложить ему продолжить работу с автором (цит. по: Б. Фрезинский. Об Илье Эренбурге. С. 352).

– Президиум ЦК рассмотрел вопрос о товарище Аджубее и принял решение внести на обсуждение пленума ЦК вопрос о выводе товарища Аджубея из состава членов Центрального комитета за допущенные им ошибки в работе и поведении. Уже говорили, что в соответствии с уставом этот вопрос должен быть решен путем тайного голосования. Товарищ Аджубей, имеете ли вы желание выступить по этому вопросу?

– Два слова хочу сказать.

– Пожалуйста, товарищ Аджубей, – Леонид Ильич демонстрировал партийный демократизм.

Но ни жестом, ни словом он не показал, что они с Аджубеем были на «ты». Еще недавно Леонид Ильич дорожил хорошими с ним отношениями.

Алексей Иванович пытался найти какие-то аргументы в свою защиту

Но его оправдания не имели никакого значения. Как положено, избрали счетную комиссию, проголосовали, и Аджубей, уже оставшийся без работы, перестал быть членом ЦК. 17 ноября газеты поместили информационное сообщение о пленуме, там говорилось и о выводе Аджубея из состава ЦК.

Потом Алексей Иванович сожалел, что неубедительно говорил на пленуме, сосредоточился на семье704, а надо было рассказать об успехах газеты, о том, что почти втрое увеличился тираж. Да какие бы слова он ни нашел, судьба его была решена. Алексей Иванович был не только зятем Хрущева. Он стал очень влиятельной и самостоятельной фигурой, вызывал ненависть и раздражение партийного чиновничества.

Суслов, говоря на пленуме об Аджубее, назвал его «политически незрелым человеком»:

– Президиуму пришлось принимать меры, чтобы обезвредить развязную и безответственную болтовню этого гастролера. Президиум Центрального комитета освободил Аджубея от работы редактора газеты «Известия»705.

В зале зааплодировали и закричали:

– Правильно!

Больше никого из хрущевского окружения не тронули, все остались при своих партийных регалиях, даже бывший главный редактор «Правды» Павел Алексеевич Сатюков (Л. Млечин. Шелепин. С. 308–311).

Сатюков был как маслом облитый, ликовал: меня, мол, снять-то сняли, но не вывели (А. Твардовский. Новомирский дневник, 1961–1966. С. 297).

Так как, свергнув Хрущева, правительство пребывает в молчании – и обыватели не знают, под каким гарниром их будут вести «по Ленинскому пути», – сочиняется множество эпиграмм, песен, анекдотов, стишков (К. Чуковский. Т. 13. С. 396).

Присутствовало более 300 человек, – 2 декабря пишет Бахтину Вадим Кожинов. – Выступало человек 15. Все, за исключением одного, оценили книгу очень высоко, хотя была и полемика по ряду проблем. Один противник – это… Переверзев. Да, да, тот самый. Ему только что исполнилось 80 лет. Говорил он так, будто на дворе 1929‐й, а (не) 1964‐й. Это было даже странноватое ощущение. С ним никто не полемизировал, его восприняли как некое атмосферное явление (Наш современник. 2015. № 8. С. 257).

до последнего дня исполнение было под угрозой срыва. За несколько дней до концерта из Москвы раздавались телефонные звонки с требованием отменить концерт или снять «Солнце инков». Лишь авторитет Геннадия Рождественского не позволил это сделать. Ленинградская филармония не захотела портить отношения с выдающимся дирижером.

И все же премьера состоялась. Это было первое важное исполнение сочинения Денисова, имевшее большой успех у публики. Однако официальное мнение Союза советских композиторов совершенно не совпадало с восторженным приемом «Солнца инков» на границей. Обсуждение сочинения в Москве отражено в журнале «Советская музыка» (1966. № 1. С. 30–32). Это была очень показательная так называемая «творческая дискуссия», в процессе которой композитор подвергся уничтожающей критике. «Полный композиторский произвол» (Хренников), «подмена творчества эрудицией», сомнение в наличии у Денисова подлинного творческого дарования (Щедрин) – такие высказывания звучали во время дискуссии.