Встречу Апдайка с избранными писателями организовала Иностранная комиссия Союза писателей в ЦДЛ. Ему задавали вопросы, иногда – бестолковые. Апдайк спокойно и терпеливо отвечал. Вдруг был задан вопрос: кто, по мнению Апдайка, лучший современный американский писатель. Апдайк ответил: «Лучший стилист из живущих ныне американских писателей, несомненно, Владимир Набоков». В воздухе повисло тревожное молчание.

Почувствовав необычную ситуацию, Джон Апдайк перешел в наступление. Он сказал, что тоже хочет спросить писателей об их замечательном коллеге, интересном писателе и прекрасном стилисте, что чувствуется даже в переводе: «Вы знаете Абрама Терца?» – обратился к собравшимся американский писатель. «Литературоведы в штатском» бросились в атаку и сообщили, что компетентная лингвистическая комиссия, проанализировав тексты этого пресловутого Абрама Терца, пришла к определенному выводу, что это не советский писатель, а пишет под этим именем эмигрант, живущий в Польше. Он и язык-то русский то ли забыл, то ли плохо выучил, у него нелады даже с падежами (Л. Сергеева. С. 297–298).

В нынешних условиях, – заявил Сартр, – Нобелевская премия объективно выглядит как награда либо писателям Запада, либо строптивцам с Востока. Ею, например, не увенчали Пабло Неруду, одного из крупнейших поэтов Америки. Речь никогда всерьез не шла и о Луи Арагоне, который, однако, ее вполне заслуживает. Достойно сожаления, что премию присудили Пастернаку прежде, чем Шолохову, и что единственное советское произведение, удостоенное награды, – это книга, изданная за границей…

особо следует доложить о стихотворении Глеба Горбовского «Зрелость». Оно нами дважды снималось (альманах «Молодой Ленинград» – 1963 год и журнал «Нева», № 5 – 1964 год). Теперь это архиупадническое стихотворение предлагается третий раз. Такую настойчивость автора нельзя расценить иначе, как сознательное протаскивание в печать идейно-порочных произведений (Цензура в Советском Союзе. 1917–1991. С. 425).

В том же октябре, – вспоминает А. Солженицын, – с замиранием сердца (и удачно) я отправил «Круг первый» на Запад. Стало намного легче. Теперь хоть расстреливайте! (А. Солженицын. С. 113).

И тут все и началось! – вспоминает Альберт Беляев, заведовавший тогда сектором художественной литературы Отдела культуры ЦК КПСС. – Вдова – Ольга Александровна Хвалебнова, старая партийка, немедленно написала гневный протест в редакцию «Нового мира» и потребовала запретить печатание романа, так как в нем выведен «в искаженном и недостойном виде» ее покойный муж, ведавший до войны, во время войны и после войны черной металлургией (он был наркомом). Хвалебнова подняла на ноги всех, она написала письмо министру черной металлургии, его заместителям, крупным хозяйственникам-металлургам, ученым, предсовмина Косыгину, члену Политбюро ЦК КПСС А. Н. Кириленко, ведавшему вопросами развития этой области промышленности, она написала и руководителю КПСС Л. И. Брежневу… (Вопросы литературы. 2002. № 3. С. 261).

вручение происходило при скоплении зрителей . Вручал заместитель председателя КГБ. Пожимая руку, вручающий спросил: «Не вы ли автор известных антисоветских песен?». Галич ответил: «Я автор песен, но не считаю их антисоветскими». – «Мы пока тоже», – завершил разговор КГБист (цит. по: М. Аронов. Александр Галич. С. 181).

Однажды, – вспоминает А. Вознесенский, – мне спас жизнь редактор одного толстого журнала, назовем его здесь тов. Н. Судьба моя неслась с устрашающим ускорением. Я запутался. Никто не хотел печатать мою поэму «Оза». Я считал ее самой серьезной моей вещью. Опустошенному после написания, мне казалось, что я больше ничего не напишу. Я понял, что пора кончать. Непроглядная, затягивающая дыра казалась единственным выходом Я написал два предсмертных письма. Наутро мне вдруг позвонили от Н.: «Старик, нам нужно поднять подписку. У тебя есть сенсация?» Сенсация у меня была. В редакции попросили убрать только одну строку. У меня за спиной стояла Вечность. Я спокойно отказался. Бывший при этом Солоухин, который знал ситуацию, крякнул, но промолчал. Напечатали.