Она всегда много и напряженно работала, стремясь быть лучшей, но только в тех сферах, в которых, как полагал отец, стоило быть успешной. Ее собственные желания не учитывались.

От осознания такой простой мысли у нее перехватило дыхание.

И вот когда впервые она попыталась кое-что сделать исключительно для себя, добиться цели, которую она преследовала всю свою жизнь, у нее ничего не получалось. Более того, она не могла даже заставить себя взяться за дело по-настоящему. С ней творилось нечто странное и непонятное! Что-то с ней стряслось, но что именно?

Перед ее мысленным взором снова возник ноутбук. Надо было садиться за работу – лепить, высекать, создавать идеальный образ политического кандидата, каким она должна была предстать перед избирателями. Она умела это делать, причем очень хорошо. В этом как раз и состоял один из ее талантов. Это могли подтвердить и отец, и его коллеги по партии, которым она не раз помогла в подобных ситуациях.

Так почему же столь знакомое дело сейчас не спорилось в ее руках?

Может быть, она не отдохнула как следует, и ее уставший ум никак не хочет включаться. Заветная цель маячила далеко впереди, а что делать, было совершенно непонятно. Раньше – до того, как она попала в Ривайвл – не было никаких проблем ни с желанием потрудиться – оно всегда было у нее в наличии, – ни с поиском того, с кем можно было бы спокойно лечь в постель.

Впрочем, это могло быть простым совпадением: собранность, трудовой настрой пропали у нее в один и тот же день, в день приезда.

Сесили задумалась. Неужели такая перемена в ней произошла вчера? Странно, ей казалось, что это случилось давным-давно. Но стоило ли забивать голову подобной чепухой? Пользы ее голове от этого не было никакой. Для нее ясно было одно: ей хотелось печь, жарить, готовить вместе с Грейси. А раз так, то следовало поторапливаться.

Сесили очнулась от задумчивости, оторвала глаза от мойки и только сейчас поняла, что Шейн все это время наблюдал за выражением ее лица. Итак, о чем они только что беседовали? Ах да, о целеустремленности и настойчивости, о том, что у нее, хм, по его мнению, этого добра с избытком.

Сесили покачала головой:

– Ты плохо меня знаешь.

Шейн не стал ей возражать, а, загибая пальцы на руке, начал перечислять:

– Училась ты всегда отлично. Почти максимальный средний балл. В политическом сообществе ты пользуешься уважением. – Тут Шейн ухмыльнулся: – Хотя по ошибке находишься не на той стороне.

Она улыбнулась, ей понравился его шутливый тон, отвлекавший от мрачных мыслей о предвыборной кампании.

– Я на той стороне, на которой нужно быть, так как этой стороне присущ здравый и рациональный подход.

– По-видимому, кто-то слишком увлекается просмотром новостных программ, – наклонившись почти к ее уху, продолжал Шейн в той же шутливой манере. – Только не пей «Кулэйд», Сисси, охладительные напитки… гм-гм… бесполезны.

Сесили рассердилась:

– Хм, если кто-то из двоих здесь присутствующих псих ненормальный, так это ты.

– Ах вот как. – Он провел пальцем по ее руке, и сразу мурашки побежали по ее коже. – Ну что ж, прежде чем вступать в политический спор, скажи: ты выбрала партию, потому что таковы твои взгляды или потому что твой отец – сенатор от этой партии?

При одном упоминании об отце ее веселость и оживление сразу потухли.

– Я самостоятельная женщина, сама принимаю решения, не считаясь ни с чьим мнением.

Их взгляды встретились.

– В самом деле?

Вопрос попал точно в цель. Сесили отпрянула от него, уперлась спиной в стойку и как можно увереннее произнесла:

– Да.

Шейн мягко сжал ее руку:

– Прости, пожалуйста.

Она передернула плечами. Он затронул ее больное место, то, о чем ей совсем не хотелось говорить, поэтому Сесили решила вернуться к теме, которая волновала ее сейчас больше всего:

– А как же мой вопрос? Ты не ответил на него.

Шейн развел руками.

– Черт, даже не знаю, что тебе ответить.

– Как это понимать – не знаю?

Он взъерошил волосы на голове.

– Никакого плана у меня не было. Я только что окончил школу. И в школе, и потом я толком ничем не занимался, просто балбесничал. Но когда умер отец… – Он запнулся и стиснул зубы так, что на скулах выступили желваки. – Когда отец умер, наша жизнь сразу рухнула. Мать резко сдала. Мадди вообще была на грани между жизнью и смертью. После смерти отца осталась куча неоплаченных счетов. Наверное, можно было пересмотреть сроки оплаты, как-то договориться, но деньги по страховке закончились. Похороны тоже стоили немало денег. Кроме того, начали приходить счета из госпиталя. Плюс плата за обучение в католическом колледже. Список можно было бы продолжать до бесконечности. Джеймс и Эван учились в школе, толку от них, конечно, не было никакого. Кто-то должен был взять на себя весь этот груз и постараться сохранить хотя бы то, что еще можно было спасти.

Шейн пожал плечами, как бы показывая, что в этом нет ничего особенного.

– Я просто делал то, что нужно было делать.

Сесили закрыла воду и взглянула на него.

– То, что ты говоришь, полная чепуха.

Шейн вскинул голову:

– Что? Повтори, пожалуйста.

– Ты несешь чепуху, чушь, что, впрочем, одно и то же. Хотя у меня нет сомнений, что ты веришь в то, что говоришь.

– Да что тебе может быть известно об этом, богатая девочка? – Шейн почти кричал на нее.

Эта внезапная вспышка гнева нисколько не напугала ее.

– Мультимиллионные компании не создаются случайно. Они, несомненно, – Сесили поставила в воздухе воображаемые кавычки, чтобы подчеркнуть ироничность ее слов, – не возникают «просто так».

Оценив справедливость ее замечания, Шейн опять запустил пятерню в свою шевелюру.

– То, что я сказал, не чепуха. Все начиналось именно так.

– И?

Он взглянул на нее своими проницательными кошачьими глазами.

– В этом нет ничего особенного или увлекательного, но если тебе так уж хочется знать… в таком случае – откровенность за откровенность.

– Да? Что же тебе хочется узнать?

Их увертки, намеки напоминали перетягивание каната – такого рода словесная игра приятно возбуждала Сесили.

По его губам скользнула похотливая, чувственная улыбка, и ее возбуждение из разряда интеллектуального, мгновенно перешло в разряд сексуального.

– Ты приходила ко мне вчера ночью?

От его слов у Сесили покраснело не только лицо, но и шея. Она повернулась к нему спиной и принялась вытирать воду со стойки.