Лука насмешливо хмыкнул.

— Не понимаю, как это может помочь.

— Я могу не дать им сорвать друг с друга одежду и испачкать ее на твоих дорогих кожаных диванах.

Мои брови взлетели вверх. Она действительно только что это сказала?

Щеки Марселлы покраснели, и, черт возьми, это зрелище почти развязало мне руки. Я никогда никогда не видел ее такой смущенной. Разговор о сексе в присутствии ее старика был явно тревожным сигналом.

— Папа, — твердо сказала она. — Ты должен доверять мне. Мэддокс не представляет для меня опасности. Пожалуйста, позволь мне поговорить с ним наедине.

Лука изучил ее лицо и в конце концов кивнул.

— Джианна останется в той же комнате. И если я услышу что-нибудь подозрительное, я проверю.

Мне пришлось подавить порыв закатить глаза.

Все, что имело значение, это то, что я наконец-то смог провести некоторое время с Марселлой.

Марселла

Я могла сказать, что Мэддокс не чувствовал себя комфортно в нашем доме, и я не могла его в этом винить. Но я была так счастлива, что он рядом. Сегодня я ощущала себя ужасающе хрупкой, словно прикосновение воздуха могло разорвать меня на части. Выражение лица отца было предостерегающим, но Мэддокс лишь мельком взглянул в его сторону, прежде чем повернуться ко мне. Увидев его обеспокоенное лицо, я почувствовала себя лучше. Его забота обо мне была как бальзам на душу.

— Пойдем в гостиную.

Мэддокс последовал за мной, а Джианна за нами и закрыла дверь перед напряженным лицом отца. Вероятно, он не стал выходить из фойе на случай, если ему понадобится ворваться в гостиную, чтобы спасти меня.

Джианна вздохнула, ее глаза встретились с моими. Она закатила глаза к своей сумочке. Я сказала:

— Позже.

Она кивнула, затем подошла к Мэддоксу и протянула руку.

— Я Джианна, тетя Марселлы.

Удивление промелькнуло на лице Мэддокса, прежде чем он пожал руку Джианны. Я не могла не улыбнуться. Это был маленький шаг, но я надеялась, что Мэддокс сможет увидеть, что не все в моей семье не хотят дать ему шанс.

— Я Мэддокс, приятно познакомиться, — проговорил он, в его голосе слышался техасский акцент.

— Ты завела себе ковбоя-байкера, — со смехом сказала тетя. Затем она сузила на него глаза. — Надеюсь, ты знаешь, какой улов тебе достался.

Мэддокс посмотрел на меня, и на его лице появилась небольшая улыбка, обнажая шрам, похожий на ямочку.

— Конечно, знаю.

— Хорошо, а теперь я уйду на террасу, чтобы у вас было несколько минут друг для друга, — сказала Джианна и подмигнула мне, прежде чем выскользнуть через дверь и сесть в кресло на террасе спиной к нам.

— Она мне нравится, — сказал Мэддокс. — Она кажется менее заносчивой, чем остальные члены твоего клана.

— Джианна классная.

Мой голос звучал отрывисто.

Желание прикоснуться к Мэддоксу было почти физически болезненным, но я не хотела быть той, кто бросится в его объятия, как девушка в беде.

Его брови сошлись в явном беспокойстве, и он тут же подошел ко мне. Мэддокс прикоснулся к моей щеке, его мозолистая ладонь была грубой и в то же время идеально подходила к моей коже.

— Ты в порядке? — тихо спросил он.

Я уставилась на него, желая кивнуть в знак согласия, но не в силах этого сделать. Мэддокс шагнул ближе, и его тепло просочилось в меня, как утешительное одеяло.

— Черт, Белоснежка. Скажи что-нибудь.

— Я просто... — я запнулась, мои глаза заболели знакомым образом.

— Ты просто?

Он терпеливо ждал, пока я подберу слова, но впервые в жизни я чувствовала себя в растерянности, что сказать, как описать переполняющие меня ощущения.

В конце концов, я остановилась на самом очевидном.

— Мне стыдно.

Мэддокс преодолел оставшиеся сантиметры между нами, его грудь коснулась моей, и я прижалась к нему, зарывшись носом в его шею и испустив дрожащий вздох. Боже, как я скучала по нему. Как можно было так сильно ощутить потерю чьего-то прикосновения, зная его всего лишь короткое время?

— Какого черта тебе должно быть стыдно? — он понизил голос. — Не потому, что ты переспала со мной, верно?

Это определенно то, чего многие люди хотели бы, чтобы я стыдилась. Мои глаза метнулись вверх, увидев трепет на его лице.

— Нет, — прошептала я. — За татуировку и ухо...

— Это бред, и ты это знаешь. В этом нет ничего такого, за что тебе должно быть стыдно. Если кому и должно быть стыдно, так это мне, потому что я не смог защитить тебя. Я буду вечно ненавидеть себя за это.

Он поцеловал меня в макушку. Такой маленький жест, но он пронизывал все мое тело, заставляя чувствовать себя любимой и оправданной.

— Я знаю, что не должна так себя ощущать, но я просто не могу избавиться от этого. Мне кажется, что у людей наконец-то появилось что-то, что они могут использовать против меня, что-то, что причинит мне боль.

— Только если ты им позволишь. Никто не может причинить тебе боль мыслями или словами, если если ты не позволишь им. Задействуй свою внутреннюю королеву, Марселла, и заставь их склониться.

Я не могла не рассмеяться, прижавшись к его коже. Знакомый запах Мэддокса проник в мой нос. Этот запах и его слова сняли тяжесть с сердца. Я прижалась к его коже мягким поцелуем.

Его хватка на моей шее ненадолго ослабла.

— Не надо предоставлять мне идеи. Ты не имеешь понятия, что твои губы делают со мной, — проурчал Мэддокс.

Услышав его глубокий, сексуальный голос, мое тело отозвалось волной жара.

Я наклонила голову, ловя его рот для поцелуя, нуждаясь в том, чтобы почувствовать его ближе. Мой язык дразнил его губы, и Мэддокс тут же принял мое приглашение и углубил поцелуй. Мы долго целовались, теплые руки Мэддокса гладили меня по спине, и вскоре пульсация между моими бедрами стала почти невыносимой. Я хотела остаться с ним, найти утешение в его теле. Мне не хотелось медлить, даже если мозг подсказывал мне именно это. Сердце и тело думали по-своему.

Наши глаза встретились, и Мэддокс со стоном отстранился.

— Ты подаешь мне идеи, Белоснежка.

Я посмотрела на растущую выпуклость в его джинсах и улыбнулась.

Мой взгляд метнулся к французским дверям, где я все еще могла видеть затылок Джианны.

Вздохнув, я сделала шаг назад от Мэддокса.

— Мы не можем.

— Я определенно могу, — сказал Мэддокс, сдвигая свою эрекцию в джинсах.

Я рассмеялась.