– С тобой? – Жан-Жак посмотрел на нее внимательно и очень серьезно.

Он не отвечал так долго, что Жюли успела пожалеть, что завела этот щекотливый разговор. Наконец он проговорил:

– Ты знаешь, к нам это как-то вообще не имеет отношения. Вот вроде бы и должно иметь, а не имеет. У нас всё по-другому.

– Честно?

– На все сто!

Жюли удовлетворенно кивнула. Ну хорошо, раз так. А то она уже начала бояться.

* * *

А как-то раз Жан-Жак заметил, что Жюли слушает его рассеянно и даже с легким раздражением.

– Какая-то ты сегодня… – выждав некоторое время, заметил он.

– Какая?

– Неспокойная…

Жюли небрежно пожала плечами: ах, ерунда, не стоит обращать внимания.

– Но я же вижу! – настаивал Жан-Жак. – Что опять случилось?

Она недовольно помолчала, потом хмыкнула:

– А ты, оказывается, Весы по гороскопу!

Это звучало так, будто бы Жан-Жак знал за собой такой грешок, но скрыл его от Жюли.

– Я? Весы? Может быть. Я, по ходу, не силен во всей этой ерунде.

– Весы, Весы, – мстительно проговорила Жюли. – Я посмотрела. А я – как раз наоборот, Телец!

Жан-Жак смотрел на нее с недоумением. Он никак не мог понять, куда она клонит.

– Ну что ты так смотришь? Гороскоп пишет, что Весы и Телец – не очень удачное сочетание. Тельцы плохо уживаются с Весами.

– Ну слава богу! – шутливо перекрестился Жан-Жак. – А я уж было подумал… Ты что, веришь во всю эту чушь?

Жюли пожала плечами: веришь не веришь, но раз пишут…

– Ты на всё это сразу забей! – убежденно проговорил Жан-Жак. – Мало ли что в гороскопах напридумывают! Где ты это прочла?

– Сейчас гороскопы везде есть, – уклончиво отвечала Жюли.

На самом деле накануне она допоздна рылась в маминых женских журналах и досконально изучила эту тему.

– Ну и нечего читать всякую ерунду! Гороскопы шарлатаны выдумывают!

– Так-то так… Но вот если бы ты родился в июле… И был бы Раком… Тогда бы и вопросов не было. Телец и Рак – идеальное сочетание.

– Хорошо! – пообещал Жан-Жак. – В следующей жизни я появлюсь на свет именно в июле!

Жюли наконец рассмеялась. Конечно, Жан-Жак прав. Что бы там ни писали гороскопы, им хорошо вместе. Но если бы Жан-Жак всё-таки был Раком… Было бы, наверное, еще лучше!

* * *

Жан-Жак раз за разом замечал, что Жюли постепенно меняется. Честно говоря, она и сама иногда диву давалась, обнаруживая в себе новые черты. Откуда, например, временами бралась эта вредность? Или подозрительность? Или даже мстительность? Такого за Жюли никогда прежде не водилось. Ей то и дело хотелось сердиться на Жан-Жака, придираться к его словам, говорить воспитательным тоном. Почему? С чего вдруг? Что-то, до сих пор спавшее, поднималось из самой глубины и выступало наружу. Но каким-то шестым чувством она понимала: это правильно, так и должно быть. Ведь они с Жан-Жаком теперь не чужие друг другу!

– Вчера за весь вечер ты ни разу мне не написал! – Жюли смотрела на Жан-Жака с укоризной.

– Как это не написал? – удивлялся Жан-Жак. – Я писал! Кажется…

– Нет, не писал! – Жюли демонстрировала Жан-Жаку экран своего телефона: любой мог проверить, писал он или не писал, за вчерашний день в телефоне не было ни одного полученного от Жан-Жака сообщения.

Тот чесал в затылке.

– Так ведь мы же с тобой по телефону разговаривали! – вспоминал он. – Ну точно, разговаривали! После тренировки. В шесть. Я помню.

– Разговор – это одно. А эсэмэска – совсем другое, – не очень логично заявляла Жюли. – Да и потом, после шести я о тебе больше ничего не слышала.

– Да? Может быть. Так получилось… Мы все пошли к Этьену и разошлись только в восемь. А я еще остался, чтобы скачать реферат… А потом… Потом уже поздно было.

Жюли красноречиво кивала в такт его словам: давай-давай, говори! Оправдывайся! Сам же видишь, что получается неубедительно.

– Нет, честно, – продолжал Жан-Жак. – Я просто не парился на этот счет. Мне казалось, что я писал. Я просто не подумал, что ты ждешь…

– Пожалуйста, никогда так больше не делай! – с расстановкой говорила Жюли. Говорила не как девочка, а как взрослая женщина. Кажется, так мама иногда разговаривает с папой… – Ну конечно, я жду. Всё время. И всё время должна чувствовать, где ты. Если ты не звонишь и не пишешь, я просто в панику впадаю! Я места себе не нахожу!

Жан-Жак вслушивался – не столько в слова, сколько в интонацию – и смотрел на Жюли с уважением. Она говорила другим, каким-то незнакомым тоном. И с одной стороны, ее упреки могли бы показаться капризами, придирками, даже глупостью. А с другой… А с другой, он чувствовал, что она не выдумывает – про панику и всё прочее. И это означало какую-то совсем другую, более глубокую связь между ними. И от осознания этой связи на душе становилось одновременно и тревожно, и хорошо.

– Это ведь совсем не трудно – написать, – продолжала Жюли. – Прислать хоть пару слов. Хотя бы смайлик. Чтобы я знала: с тобой всё в порядке. И ты не свернул шею на своем скутере. Это так просто! И я буду спокойна. Обещай мне! Обещаешь?

– Обещаю.

– Вот и хорошо!

* * *

– А вот скажи, что тебе больше всего во мне нравится? – спросила как-то Жюли.

– Больше всего? – вопрос был скорее шутливый, но Жан-Жак приготовился ответить на него всерьез.

Жюли думала, он скажет: позитивность. Или обаяние. Или, в конце концов, красота. А он улыбнулся:

– Пушок у тебя за ухом.

– Какой еще пушок? – нахмурилась Жюли. Вечно он с какими-нибудь глупостями.

– Ну, волосы за ухом, там, где шея начинается… Они совсем другие, чем на голове. Мягкие… Такими нежными колечками. Будто детские… Вот и ты такая же: снаружи – как смерч. А по своей сути – как вот эти нежные детские колечки.

Ну и что вы после этого скажете? Какой он всё-таки бывает милый, этот Жан-Жак! Когда он начинает так говорить, Жюли готова ему всё, всё простить!

А в это время в школе, в тренерской комнате, члены Совета Воинов Железного Кулака обсуждали инцидент на мосту, произошедший несколько дней назад.

Шестеро членов Совета, расположившись по одну сторону длинного стола, образовали своего рода трибунал. Седьмой член Совета, Курт, сидел перед ними, опустив голову, на одиноко стоящем посреди комнаты стуле.

Доротея сидела чуть поодаль. Члены Совета нет-нет да и бросали на нее вопросительные взгляды, стараясь понять, о чём она думает. Но Доротея сидела с очень прямой спиной, положив на стол кулаки, и ее лицо оставалось бесстрастным и непроницаемым. За время собрания она ни разу не переменила позу и даже не пошевелилась – как и подобает стойкому воину.