Я поднимаю руку. Я с удовольствием потянулась бы через стол и вцепилась ногтями в ее ботоксное лицо.

– Я собираюсь уйти прямо сейчас.

– Теперь я знаю, что у тебя было тяжелое детство из-за смерти твоего отца и наркомании твоей мамы, но ты не можешь держаться за это вечно… – Элеонора замолкает, когда подходит официантка. – Нам два коктейля «Манхэттен».

Я не боюсь уйти отсюда, но это не принесет Адаму никакой пользы.

– Вообще-то я буду двойную водку «Тито» с содовой и лаймом. – Официантка кивает. Я слегка улыбаюсь.

– Всё равно принесите два. Мне понадобятся два, – говорит Элеонора. – Итак, о чем я говорила?

Мои руки под столом сжаты так крепко, что ногти впиваются в ладони. Влага и тепло говорят, что я проколола кожу.

– Ах да… Я тоже теряла людей. Мой муж умер, но это не мешает мне жить своей жизнью. – Элеонора кивает, как будто произносит мотивационную речь, но единственное, на что она мотивирует меня, – швырнуть в нее стол и выйти за дверь.

Я расслабляю руки и на мгновение опускаю на них взгляд. На обеих ладонях видны маленькие кровавые раны. Я сжимаю салфетку и делаю глубокий вдох. Я смогу пройти через это. Я пережила вещи и похуже.

Официантка ставит перед нами водку с содовой и два «Манхэттена». Я беру свой коктейль и выпиваю почти весь. Элеонора всё еще говорит о том, как я должна жить и что Адам ни в чем не виноват.

– …и зависимость явно присуща твоей семье, Сара. Возможно, ты просто пристрастилась к своей работе. Я пытаюсь помочь и хочу убедиться, что Адам получает наилучшую возможную защиту.

Она делает медленный глоток своего «Манхэттена», сохраняя зрительный контакт со мной.

– Сейчас у него лучшая возможная защита. И для Адама хорошее предзнаменование, что его жена, с которой он прожил десять лет, не только поддерживает его, но и защищает его в этом деле.

– Это меньшее, что ты можешь сделать, Сара. Итак, ты уверена, что готова справиться с этим? – Она пытается приподнять брови, но залитое ботоксом лицо не в состоянии подчиниться.

– Я уверена.

– Полагаю, что твоя зависимость от работы хоть раз принесет пользу, – Элеонора ухмыляется.

Мои глаза чуть не выкатываются из орбит.

– Я полагаю, так и будет.

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты уделяла больше внимания моему сыну и выполняла свои супружеские обязанности. Адам не оказался бы в таком затруднительном положении, если б не ты. Такой позор… – говоря это, Элеонора качает головой.

Она будет продолжать весь вечер, если я не скажу ей то, что она хочет услышать. Делаю глубокий вдох.

– Ты права, Эленора. Я должна была быть лучшей женой Адаму. Но я обещаю вот что: я позабочусь о том, чтобы Адам получил должное, – говорю я, сурово кивнув.

Официантка ставит на стол первое блюдо. Элеонора улыбается мне в ответ.

– Я знала, что ты поймешь это. А теперь давай наслаждаться едой.

24

Адам Морган

Я снова лежу на металлической койке с матрасом, тонким, как кусок картона. Я провел шестьдесят последних часов из семидесяти двух, лежа здесь и размышляя. Как я здесь оказался? Я до сих пор не понимаю, как превратился из любовника в главного подозреваемого в убийстве своей любовницы.

У Сары больше нет ко мне чувств, я знаю это и не могу сказать, что виню ее. Даже если каким-то чудом ей удастся вытащить меня, у нас никогда не будет того, что было раньше – если у нас вообще что-то было, я уже не так уверен в этом. Был ли я просто удобным, теплым телом, к которому можно вернуться домой? Нет, я уверен, что раньше у нас была любовь, но я смотрю на нее сейчас… и думаю, что причинил ей такую боль, что пути назад уже нет. У нее всё еще есть чувства ко мне, но эти чувства подавлены ненавистью, гневом, печалью, сожалениями. Переживу ли я это? Не знаю. Переживем ли это мы? Вероятно, нет.

Наша вчерашняя встреча закончилась не очень хорошо, отчасти благодаря комментариям моей матери. После того как Сара сказала, что мне официально предъявили обвинение, они вместе ушли на ужин. Я не думаю, что ужин прошел хорошо.

Охранник стучит дубинкой по прутьям моей камеры:

– У вас посетитель.

Я встаю и иду, волоча ноги по полу. Мне действительно не хочется ни с кем разговаривать, но посетители и время в комнате отдыха – единственное, что скрашивает мое пребывание здесь. Я следую за офицером, пока мы не оказываемся перед допросной. В ней спиной ко мне сидит мужчина со светлой короткой стрижкой. Возможно, Сара наконец решила, что с нее хватит, и мама наняла нового адвоката… Я прохожу мимо него, и когда сажусь напротив, понимаю, кто это. Скотт Саммерс. Я начинаю вставать, чтобы уйти.

– Расслабься, я здесь просто чтобы поговорить, – он поднимает руки вверх, пытаясь показать, что не представляет угрозы. Его голос глубокий и хриплый. В первый раз я слышу, как он говорит. В прошлый раз, когда мы встречались, говорили его кулаки. Я оглядываюсь на охранника, а затем в нерешительности снова смотрю на стул.

– Это зависит от тебя, Адам. Я не собираюсь заставлять тебя сидеть здесь, – говорит охранник. Мы все переглядываемся, а затем я решаю присесть. Может быть, Скотт оступится, и я раскрою что-то, что поможет моему делу… Что мне терять? Жизнь? В любом случае на данный момент я не стал бы считать это большой потерей.

– Спасибо, – говорит Скотт.

– Без шуток, Скотт. Я нарушаю несколько правил, впуская тебя сюда. Не обманывай меня. Я буду по другую сторону этой двери. У тебя двадцать минут. – Охранник выходит и закрывает за собой дверь.

Я откидываюсь на спинку стула и жду, когда Скотт заговорит. Не знаю, почему он здесь, и не знаю, почему он хочет поговорить со мной. Но он здесь, и он может начать первым.

– Как уже сказал, я здесь только для того, чтобы поговорить. Я просто хочу знать, что произошло. Я хочу знать то, что знаешь ты.

У него темные круги под глазами и неопрятная борода. Клетчатая рубашка на пуговицах помята, а волосы растрепаны. Он явно не следит за собой.

– Я всё рассказал полиции. Это есть в моих показаниях, и я знаю, что у тебя есть к ним доступ. Так почему ты здесь?

– Да. Я их читал, но хочу услышать это от тебя.

– Что именно ты хочешь знать?

– Келли когда-нибудь говорила обо мне? Ты знал, что она была замужем?

– Да, я знал, что она была замужем, и знаю, что ты