были представлять такой разницы, которая оскорбляла бы художественный глаз. Им часто вредили пожары, этот извечный бич Древнего Рима. Каждый раз торопились их восстановить, потому что Рим, по выражению Марциала, похож на Феникса, молодеющего благодаря сжигающему его огню. Когда же дворцы заново отстраивали, строители вносили соответствующие моде изменения. Таким образом исчезала пестрота стилей и оставалось все-таки довольно много контрастов, чтобы некоторой противоречивостью приковывать внимание посетителей. Каждый дворец имел свои особенности и свои достоинства. Дом Августа должен был быть проще и в более строгом вкусе, Домицианов дворец был бесконечно роскошен, дом Севера проникнут той грандиозностью, какую мы видим в термах Каракаллы. Внутренние покои были украшены с несравненным великолепием; залы и портики похожи были на настоящие музеи, где собирали шедевры всех эпох. Уже Плиний говорил, что в его время там можно было видеть произведения самых выдающихся греческих художников; последующие императоры, особенно Адриан, этот тонкий знаток и страстный любитель искусства, должны были значительно пополнить коллекцию. Чтобы там ни в чем не было недостатка, собрали и большое количество редких и ценных книг. Обе библиотеки – латинская и греческая, портика Аполлона и дома Тиберия – были знамениты во всем свете.

Прибавим к этому, что положение императорских дворцов соответствовало их красоте. Цицерон говорит, что Палатинский холм был самым красивым местом Рима. Оттуда виден был весь город, и взгляд охватывал почти все знаменитые памятники, которыми украсили его республика и империя. «Какое более благородное местопребывание, – говорит Клавдиан, – могли выбрать владыки мира? На этом холме могущество имеет больше величия; оно как будто лучше сознает свою силу. Там дворец монархов, поднимая над Форумом свою гордую голову, видит у ног своих храмы богов, ставшие кругом, как защищающие его посты. Великолепное зрелище! Оттуда глаз видит поверх алтарей громоподобного Юпитера, гигантов, подвешенных на Тарпейской скале, чеканное золото ворот Капитолия и на кровле храмов статуи, словно движущиеся в облаках; далее ростральные колонны, покрытые медью судов, и здания, построенные на вершине самых высоких гор, смелые работы, которые рука человеческая присоединила к творениям природы, и бесчисленные триумфальные арки, увешанные добычей, отнятой у народов. Повсюду блеск золота поражает глаза и своим вечным сиянием утомляет дрожащие веки»[54].

Все эти богатства исчезли; остаются только фундаменты тех мраморных дворцов, с высоты которых поэт рассматривал золоченые здания Форума; в настоящее время это только развалины, откуда взор переходит на другие развалины; но хотя нам трудно представить себе, чем они были в целом виде, вспомним, что лица, посещавшие их в последние времена Западной империи, считали, что великолепие их не может более усиливаться и что они казались им идеалом царского жилища. Начиная с III века слово дворец (palatium), происходящее от Палатинского холма, и на греческом, и на латинском языке означало жилище монарха; оно перешло в новые языки, так же как имя Цезаря, которое варвары набожно восприняли, разрушая империю, и сделали из него самый высокий титул, который можно дать верховной власти.

Глава III

Катакомбы

Открытия, сделанные в катакомбах в течение тридцати пяти лет, особенно замечательны в двух отношениях; прежде всего это дело одного человека, и можно сказать, что слава их безраздельно принадлежит Росси; затем они носят характер, ясно показывающий, что случай не играл тут никакой роли, что они – награда за основательное знание, действующее по определенному порядку и правилам. Росси никогда не поступает наугад, он знает, чего хочет и куда идет, и всегда заранее объявляет о том, что рассчитывает найти. Блестяще успех его открытий доказывает, какие преимущества имеет хороший метод.

Катакомбы, не посещавшиеся с девятого века и почти совершенно забытые, были случайно открыты вновь в 1578 году. Спустя несколько лет знаменитый ученый Бозио[55] задумал их изучить, и, так как это был человек ума ясного и точного, он сразу нашел способ сделать свое исследование плодотворным. Он начал с того, что ознакомился со всем древним христианским миром; благодаря огромной начитанности он был уверен, что приступает к катакомбам, снабженный такими документами, которые дадут ему возможность понять значение этих катакомб. Он хотел их исследовать одну за другой, по порядку изучить каждую, шаг за шагом подвигаясь по лабиринту всех их галерей, пытаясь вновь найти имя каждой, воссоздав ее историю. Такая работа требовала бесконечной эрудиции, глубокого знания церковных писателей и необычайной проницательности. Бозио, несомненно, был на это способен; его последователи, казалось, испугались такой задачи и оставили ее. Они все больше и больше пренебрегали самыми катакомбами, чтобы сосредоточить все внимание на открываемых в них памятниках. Посещая катакомбы, они копировали надписи и живопись, не делая даже указаний, в каком месте они были найдены, брали все, что можно было взять, и помещали в какой-нибудь музей; на новом месте такое произведение искусства, оторванное от всего, что его окружало раньше, снятое со стен, для которых было создано, теряло свой характер и свое значение. Из-за этих любопытных подробностей, имеющих второстепенное значение, пренебрегали изучением самих кладбищ, что есть главное, и ради богатств и драгоценных предметов, в обилии извлекавшихся из подземелий, забывали о них самих. Впрочем, таков был тогда способ исследования всех древних памятников, оказавшийся для самих находок столь пагубным. Росси изменил метод самым решительным образом; он осмелился заявить, что вот двести лет, как сбились с верного пути, что все его предшественники ошиблись, что надо вновь идти по следам Бозио и вновь приняться за работу с того места, где он остановился. Росси справедливо утверждал, что для извлечения большей пользы из чтимых остатков христианской древности их не следует отделять от изучения тех мест, где они находятся, что, если они заслуживают сохранения, благодаря пробуждаемым им воспоминаниям, тем важнее хорошо знать катакомбы, замечательнейшее произведение зарождающегося христианства. Вот почему, подобно Бозио, он наметил себе изучить последовательно различные христианские кладбища, составить их план, разыскать первоначальные размеры каждого из них и узнать, насколько и как они увеличились, определить, по возможности, время, когда была выкопана каждая галерея, что вместе с тем помогает узнать и возраст заключенных в ней памятников, словом, разыскать историю и установить топографию этого огромного подземного города, что было сделано с таким успехом относительно города, выстроенного над ним.

Посещение катакомб. Гравюра 1861 г.

Вот что захотел исполнить Росси, вот избранный им метод: из дальнейшего будет видно, каковы были результаты его работ.

I

Значение, приписываемое христианами погребению. – Катакомбы – произведение христиан, а не древние покинутые каменоломни. – Что побудило христиан