Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ножки стула скрипнули по кухонному кафелю. Эмбер опять подошла ко мне, и я невольно сделал шаг в сторону. Наши тела словно отталкивались друг от друга, подобно равнозаряженным полюсам магнита.
Добавь куриный бульон и бобы каннелини, советовал рецепт Келли. Не забудь предварительно промыть и высушить бобы.
– А как, по-твоему, люди знакомятся? – Голос Эмбер чуть ли меня не умолял. – Думаешь, Бог собирается бросить женщину тебе в объятия? Думаешь, проснешься однажды утром – а рядом умная, красивая, нецелованная дева, которая трудится на пяти работах и которой есть чем утешить психа-неудачника?
– Что такое «бобы канне лини»?
– Наверное, это таинственные слова, которые ты бормочешь во сне, – буркнула Эмбер.
– Что?
Эмбер стрельнула глазами в мою сторону, развернулась к столу и взялась за грязную посуду с решимостью, с какой обычно переключала телевизор на нужный ей канал.
Две тарелки полетели в раковину. Ни я, ни Эмбер дома вчера не ужинали. На верхней тарелке (вылизанной дочиста) лежал смятый листок из блокнота. Наверное, Джоди писала.
Я развернул страничку и показал Эмбер.
ЭСМЕ ГОВОРИТ ДЕТИ БУДУТ ДИФИКТИВНЫЕ
Эмбер наморщила нос:
– И что это значит?
Я пожал плечами.
– Эта Эсме действует мне на нервы, – объявила сестра, опять смяла бумажку и бросила в мусорное ведро под раковину. – Всезнайка. Ундервуд какой-то.
Она выговорила не то слово. Почему-то это меня умилило. Словно я защитил ее или чем-то помог. Паука там убил или перенес тяжелый груз.
– Вундеркинд, – поправил я.
– Ну да, ну да, – надулась она. – Тебе лучше знать. Я ведь за тобой повторяю. Вот и попадаю впросак.
А ведь было время, сестрица мне в рот смотрела. Правда, мы и тогда ссорились. Как-то схватились из-за карандашей. Эмбер пошла и пожаловалась маме.
– Карандаши мои, – не уступал я.
– Ну дай ей хоть один.
Я и дал. Белый.
Здорово придумал, казалось мне. Но Эмбер и не собиралась реветь. Взяла карандаш, бумагу, спокойно села в уголке. И нарисовала сахар, соль и снег.
Элвис во дворе разлаялся как бешеный. Послышался шум подъезжающей машины.
– Это дядя Майк, – взвизгнула в соседней комнате Джоди.
Эмбер выскочила из комнаты набросить что-нибудь на плечи.
Пикап и остановиться как следует не успел, а Джоди и Элвис уже водили вокруг него хоровод. Дядя Майк выбрался наружу с упаковкой пива под мышкой, осмотрелся. Мы его с февраля не видали, еще снег землю покрывал. Дядя тогда придрался, что мало дров в поленнице. Хорошо, в дом не зашел.
Они с папашей были близки.
Дядя нагнулся, почесал Элвиса между ушей и сунул Джоди шоколадку. Джоди обняла его за ноги в знак благодарности и поскакала в дом. Мисти не появится, я знал. Она недолюбливала дядю Майка с тех пор, как он сказал папаше, чтобы тот проводил больше времени со мной, а не с ней.
– Это мне? – уточнил я насчет пива.
«Роллинг Рокс», не то мочегонное средство, которое он обычно притаскивал.
– Ну не Элвису же. Держи, не стой раззявя рот.
Я принял у него коробку. Он сплюнул табаком и взял себе пиво. Я поставил коробку на землю и тоже открыл банку.
– Купил новый диван? – Он посмотрел на обгоревшие останки.
Элвис порвал одну подушку, из нее лезли набивка и куски желтого поролона. Покрывало пес с дивана содрал и утащил к себе в конуру.
– Думаю купить, – сказал я.
– Обычно сперва приобретают новый и уже потом сжигают старый.
– Пожалуй, я поторопился.
Дядя искоса посмотрел на меня. Глаза его прятались под козырьком коричневой с золотом бейсболки «Пенсильванский транспортный департамент». Не разберешь, что выражают.
– Издеваешься надо мной?
– Нет.
– Это диван твоей бабушки.
– Я его сжег не поэтому.
– Факт, издеваешься.
О бабушке среди ее детей разговор был особый. Детей у нее имелось трое: Майк, Дайана и папаша. Никто не хотел с ней жить, и за глаза они называли ее пьяницей, но почести оказывали не хуже, чем английской королеве. На похоронах так горевали, что, казалось, еще чуть-чуть – и лягут с ней в могилу. А на следующий день с шутками и прибаутками отволокли все ее барахло на ближайшую помойку.
Я слишком мало ее знал, чтобы у меня сложилось мнение. Она совершала как добрые дела, так и низости, но, как кажется, ни то ни другое не отражало по-настоящему ее личность.
С другой стороны, дедушка точно был человек никчемный, иначе не назовешь. Только и умел, что сидеть в своем кресле и поносить экологов из конгресса, которые закрыли все шахты. Сам-то он вышел на пенсию раньше, но все горевал, что сыновья и внуки не получат работу (и она не сведет их в могилу, как его).
От его кашля я приходил в ужас. Казалось, он сейчас выхаркнет свои черные легкие. Мокрота, до половины наполнявшая банку из-под кофе, что стояла рядом с его креслом, была и вправду черная.
Та еще была парочка, папашины предки, но других бабушки с дедушкой у меня не имелось. Мамины родители погибли, когда она была еще девочкой. Душевных отношений с дядей и тетей, которые ее взяли, у нее не сложилось. То есть она о них слова дурного не сказала, но как-то у нее вырвалось, что выйти за папашу было куда меньшим злом.
Я допил пиво, раздавил банку и швырнул в траву. В голове у меня зашумело. После поп-корна в кино с Эшли у меня маковой росинки во рту не было.
– Извиняюсь, – сказал я дяде Майку. – Мне сегодня что-то нехорошо.
– Заметно. Хреново выглядишь. – Он скосил глаза на мою рубашку. – Жевал чего?
– Ужин готовил.
– Почему ты, а не девчонки?
– Моя очередь.
– Ты деньги зарабатываешь. Тебе близко к кухне не полагается подходить.
– Им тоже не полагается. Они еще маленькие.
– Эмбер уже взрослая. Где она, кстати? Шастает с парнями, поди?
– Она в доме. Моет пол и стирает. На парней у нее времени нет. Все хлопочет по хозяйству.
– Это Эмбер-то?
– Угу.
Он прикончил пиво и потянулся за следующей банкой. В трансмиссии у моей машины что-то стучало, но если попросить его посмотреть, он застрянет у нас и вылакает все мое пиво.
– Когда собираешься косить?
– Сегодня, – решительно ответил я.
– Тебе надо обязательно добраться до карниза и до таблички. И окна подкрасить. Иначе дерево вмиг сгниет. А водостоки ты когда-нибудь прочищал?