сторону тех кустов, за которыми не надежно спряталась недальновидная я.

Сердце ухало где-то в районе живота. Боже, молилась я про себя, за какие грехи я наказана? Пора уходить.

Ужасно противный звук прозвучал резко и неожиданно. Словно с неба упала бомба и взорвалась прямо под ногами. А в тишине леса звук выстрела прозвучал вдвойне страшнее. Заложило уши. Пришлось опустить голову на землю и зажать уши руками.

Я не могу!

Горячий лоб вошел в талый снег. Пусть!

Очередь из коротких выстрелов не отпускала еще долго. То тут, то там воздух точно лопался — до дрожи в руках, до страха в груди и каждый раз я вздрагивала, как в первый раз.

Сквозь толщу воды я едва различала голоса. Низкие, грубые. Они ругались. Ругались матом крепко. Кажется они не ожидали нападения и не ожидали его от разработанной группы.

Когда она успела здесь оказаться?

— Рация… — хрипел один. — Рация, срочно.

— Где она? Держись, чтоб тебя, держись. Иначе сам застрелю.

— Откуда? — он продолжал заходиться в кашле и продолжал ругаться. — Откуда они узнали? Рокки, нас сдали.

— Исключено.

— Я тебе говорю…

— Клык, об операции знал полковник, ты и я. У группы подкрепления информация другая.

— Тогда это Кравц.

— Зажми бок, у тебя кровь. Зажми, я сказал. Бл*, я его порву.

Обстрел продолжался. Носом я почувствовала грязную землю.

Я боялась. Руки, ноги отказывались подчиняться. Они дрожали.

— А ты еще кто такая? — раздалось над ухом.

Нет!

Мне послышалось. Нет!

Острая боль прострелила все тело. Меня грубо потянули за волосы. Слезы тут же брызнули из глаз.

— Вот кто нас сдал, — процедили сквозь зубы. Грязно-серые глаза блеснули угрозой. Меня держали за шкирку точно нашкодившего кота. Только я не была уверена, что как только мною поиграются, отпустят.

В ушах продолжало шуметь. Бессилие наступало на пятки: еще чуть чуть и я избавлюсь от этой глупой и невозможной реалии. Этого просто не может быть.

Такое бывает только в фильмах.

Моя жизнь не фильм.

Вот и со мной этого не случилось.

Слабое утешение, когда перед глазами твоя реальность, не созданная спецэффектами, не приукрашенная зеленым полем. Он смотрит с омерзением, кулачищем держит за волосы и прикидывает сколько ударов ты выдержишь.

— Убей ее, — прохрипел раненый, который лежал по другую сторону кустов.

Выстрел пролетел недостаточно близко, чтобы избавить меня от мучений.

— Надо вызнать, что она успела узнать и передать своим.

Если не сейчас, то обязательно потом, успела проскочить мысль до того, как голову сильно тряхнуло.

Мой крик от поразившей тело боли разлетелся эхом.

— С*ка.

Жесткая ручища дала хлесткую пощечину. В глазах стремительно темнело.

Кажется, обстрел закончился. Хотя, какая теперь разница…

Глава 13

Глава 13

Сильно болело в районе живота. Казалось, ребры словили пару ударов. А еще дрожь неприятно покалывала руки. Они, кажется, болтались в воздухе.

Сознание немного прояснилось. Кажется от одного удара я потеряла сознание. Или нет? Боже, мои мучения закончились?

Боль абсолютно везде, которая чувствовалась с каждой секундой живее, не давало порадоваться мыслям. И с каждым вдохом и выдохом тело охватывала новая дрожь.

Приоткрыла слипшиеся глаза. Слезы давно высохли, но возможность хорошо разглядеть бедственное положение вещей не давали. Ночь продолжалась, а вокруг было абсолютно ничего. Точнее ничего нового. Я наблюдала за цепочкой больших следов от мужских сапог, белый снег, все тот же проклятый лес и, ужас, чью-то задницу.

Хотя чью именно догадаться было не трудно. Белый комбинезон в армейском стиле тут же вызвал тошноту. Или это от висения вниз головой.

Меня несли, как мешок картошки, на остром плече, которое качалось от каждого шага и чтобы туша не сползала вниз, большая ручища периодически ее поправила, то есть подкидывала вверх. Каждый такой удар выбивал дух из ослабленного тела.

Где-то рядом послышался свист. Резкий. Точно удар хлыстом.

— Что это?

Мысль, кажется, прозвучала вслух.

— Проклятье… — было мне ответом. Впрочем, мне ли точно неизвестно.

Мешок с картошкой скинули на землю. С двух метров. Грубо, бесцеремонно и непередаваемо больно.

Очередной болезненный вздох не стал долго томиться. Лежа на мягком снегу, я не попыталась встать. Я быть может смогла бы сбежать. Убийца отвлекся: он с прищуром оглядывался по сторонам. Наверное, выискивал кого-то.

Об этом я не думала.

Я не думала даже о том, чтобы убежать. Если во мне не осталось сил, чтобы поднять голову или подумать, кто может преследовать наемника и кого этот наемник может бояться. А он боялся. Это было видно по резкости его движений и череде ругательств, которые выскакивали один за другим.

— Ты остался один, — преследователь дал о себе знать. Его голос звучал эхом — то тут, то там. Голова с маской тут же повернулась вправо, потом влево. И снова вправо.

А у меня слезы брызнули из глаз. Снова. Тоже резко, слишком быстро, чтобы удержать, с дрожью в руках и сумасшедшим биением сердца. Голос, который должен был быть очень далеко.

— Кравц, тебе конец, — ответил мой похититель, а сам лег еще ниже. Он прятался за деревом и когда нагнулся, я увидела торчащий нож на древесине толстой ели.

Не хочу думать, что Максим кинул его, зная, может попасть в меня.

— Твоя группа поддержки не дождалась ответа.

А может стоит попробовать убежать? Максим может и не знать, что я это я. Откуда? Мыслительный процесс активно включался, стремительно набирая обороты. Когда мы в последний раз виделись, я была в доме, полный людей, улыбалась и игралась с племянниками. А он должен был уехать. Светило солнце. Какие проблемы тогда могли быть? Кто предполагал куда заведет желание прогуляться в знакомом с детства лесу?

Это было всего пару часов назад, а сейчас показалось, что прошла вечность. Сердце на миг остановилось. Я была шокирована и оттого принимала правду немного заторможенно.

— Ты блефуешь, гребанный ублюдок…

Но меня заставили ее принять. Я не снималась в фильме, не попала в другой мир, не участвовала в розыгрыше морально-отсталых людей. Я реально попала под раздачу в войне между двумя бывшими спецназовцами.

Впрочем, бывшими они не кажутся.

Пару милиметров удалось проползти.

Удача на моей стороне.

Анна, ты сможешь. Да, стоит почаще это говорить и все получится. Пусть собачатся друг с другом сколько влезет, а я уползу. Чувствуется лишняя тяжесть, руки дрожат, но упорно сгребают снег. Это мокрое пальто замерзло просто и давит на грудь.

— А почему они тогда на связь не выходят? Рация то и дело глухо пищит.

Максим продолжал наступать, но незаметно. Его