с мужских плеч на постель — аккуратно, я бы сказала, нежно. Держа за спину и ни сантиметра ниже. Это выделилось так отчетливо, как гром среди ясного неба. И это меня успокоило окончательно.

Максим не позволит ничего лишнего, даже если хочет.

Сердце давно спуталось в каком ритме биться: оно то останавливалось, то заходило в предсмертных судорогах.

И не только мое.

Дыхание, которое периодическо ударялось мне в лицо, было отрывыстим.

Я была растеряна, напряжена, сконцентрирована одновременно. Потому что рядом находился человек, который в душе хранил хаос. Его нельзя было прочесть, как книгу. И нельзя было понять о чем он думает.

Меня преследовал человек непредсказуемый, резкий, настойчивый и хитрый, который отошел на минуту к гардеробу и вернулся оттуда с пижамой в руках. Хорошо что я любила пижаму из шорт и майки.

— Одевайся, — скомандовал он.

— Но…

— Я отвернусь.

— А выйти не хочешь?

— А ты хочешь, чтобы мама меня поймала? Для этого мне достаточно просто подать голос. Хочешь? — ухмыльнулся Максим. И снова в глазах играли смешинки. Он менялся, точно юла. Не поймаешь и не уловишь ни одну эмоцию дольше минуты. — Ладно…

— Нет, Макс! — я испугалась. — Лучше отвернись.

И он сделал это. С непередаваемым лукавством на губах.

Так быстро одеваться в своей жизни мне никогда не приходилось.

— Все? Скромняга! Теперь вот…

И в руках его оказалась какая-то баночка. Скорее всего она все это время лежала у него в кармане, иначе я бы заметила.

— Надо растереть, — подсказал Максим, когда сел обратно рядом со мной и снова взял больную ногу.

Мазь ничем примечательным не пахла, но название имела. Фастум-гель.

— Знаешь! Это было впервые, — после продолжительной паузы, когда Максим слишком аккуратно стал втирать гель в связку мышц мягкими поглаживаниями, он тихо подал голос.

— Что именно? — я фыркнула. — Принимать в гости наглеца через окно? Получать не заслуженную взбучку? Или видеть несправедливость?

— Ты назвала меня впервые коротко Макс, — соблазнительный изгиб приподнял маленький шрам над губой вверх. Я загляделась и поймала себя на том, что слишком долго рассматриваю его губы.

И постаралась пошутить.

— А еще впервые помешала любовным играм, — и последующий смех вышел слишком неестественным. — Лена на тебя обидится, — констатировала я факт.

— Мне на нее плевать, — взглянув в глаза, холодно признался Макс.

В голове я могла его назвать Максом тысячи раз, но никогда глядя в глаза. Коротко по имени тебя называют друзья, близкие, родные или люди, с которым хотя бы хорошо общаешься. А кто для меня Максим?

— Спасибо.

— Да без проблем, — выдал он. — На Ленку мне действительно плевать. Дура и выскочка.

— Я про ногу. Обо мне никто так не заботился…

Удивление на мужском, почти идеальном лице надо было видеть. Даже пальцы его остановились. В неверии приподнялась и бровь.

— Анна…

Две головы синхронно посмотрели на дверь, которая была сейчас открыта настежь, а на пороге стояла мама собственной персоной. Сжатые губы, прищуренный взгляд, а была бы ручка из пластика, уверена, она бы потекла ровной струйкой по стенке вниз. От мамы чувствовалась ярость аж через всю комнату.

Образовавшаяся тишина могла взорваться, если бы кто-нибудь кинул сейчас искру огня.

Молчали все. В ожидании.

И никто не хотел, чтобы эта тишина взорвалась.

Хотя…

— Я мазь оставлю тебе. Используй каждый день, — первым прервал взгляд все таки Максим и тихо проговорил мне в ухо.

Я завидовала его смелости. Хотелось так же. Отвернуться и невозмутимо продолжить. Но я знала…

— Ты наказана. Никаких поездок в город, никаких гулянок вечером и никакого рисования в доме. До конца лета.

Максим ушел.

Ушла и моя наивность, доверчивость и уважение к старшим.

До конца учебы я вела себя подобающе — только в школу и обратно, дома только книги — подготовка для экономического института. Завтрак в комнате, обед в школе, ужин собакам со двора.

Не хотелось абсолютно ничего.

Я не делала абсолютно ничего.

Потом не ездила и в город, отцу каждый раз отказывала. Рассказывать ему тоже не хотелось. Он души не чаял в маме: она единственная кто была с ним постоянно рядом, поддерживала и ухаживала в период его болезни. И если бы не мама, отец скорее всего изменения в жизни просто не перенес бы. Работа его вторая жизнь, и потерять ее, считай потерял смысл.

Общение со временем пропало со всеми. С Саней, потому что я перестала ходить на занятия, с одноклассниками, потому что пропали общие темы для разговоров и общие гулянки. Меня продолжали приглашать, но после третьего отказа и они пропали.

Общение сошло на нет даже с Иркой. Если она и поняла в чем дело, то разговоров не заводила. Она просто глубоко вздыхала и смотрела на меня, как на дворняжку, которая в дождь просится в теплый дом.

А если какие-то чувства и расшевелились, то ненадолго. На секунду. Я всего лишь усмехнулась. Тогда Лена делилась с девочками намеренно громко, для некоторых особо важных ушей, что у нее отношения с самым красивым парнем в округе.

Меня не заводили даже стычки с Максимом. Он упорно продолжал меня цеплять, но не добиваясь ответки. Я ведь уже знаю, что он не со зла и никогда меня по настоящему не ненавидел. Иногда я ловила его грустный взгляд из другого конца коридора. Даже не иногда, а часто. Я ловила и пропускала мимо, как и все остальное.

Дни бесцветно вытекали из одного в другой, казались серой массой, собирались в один сплошной тяжелый гранит. Он грозился обрушиться на меня в один день.

Ну и пусть.

Так я думала до определенного дня, когда этот камень с именем Максим действительно обрушился. Без тормозов и на максималках. Когда он в очередной раз проник ко мне мимо полного дома людей, мимо двора и мимо цербера, которая и не думала меняться, видя как меняется ее дочь.

Глава 12

Глава 12

На улице светило солнце. Оно переливалось цветомузыкой на абсолютно белом и чистом полотне из только что выпавшего снега. За городом он естественно не пачкался выхлопом машин, не травился реагентами, а сохранял природную белизну надолго.

Солнце светило вот уже пару часов назад. Его скрыли не свинцовые тучи и даже не густые облака. Просто наступила ночь.

Глубокая ночь в лесу, в котором я заблудилась.

Я считала каждую минуту, проведенную в холоде. “Хорошо, что погода прояснилась”, утешала я себя слабыми отговорками. Потому что зима есть зима, особенно ночью. Градус снизился в несколько раз, а мое пальто с