– Нет. – В груди у него снова засвистело. – Только попросили нас держаться в сторонке.

– Должно быть, потому что я не представляю опасности.

– Или как раз наоборот.

Фалько, стараясь не терять спокойствия, стремительно соображал, как поступить. Забытая сигарета, догорев, обожгла ему пальцы. Он ткнул окурок в пепельницу.

– Ну, так что? – спросил он, выигрывая время.

– Я надеюсь, это вы мне скажете – чтó?

– К сожалению, ничем не могу вам помочь. – Фалько глянул на кота, снова подбиравшегося к его ногам. – Не знаю, чем руководствовались эти ваши друзья – ваши и Франко, – когда говорили такое. Не знал даже, что они вообще подозревают о моем существовании… Может быть, вы спросите еще и у тех, у республиканцев?

– У нас с ними разные подходы, да и взгляды тоже.

– Я испанец по происхождению, но у меня кубинский паспорт. Он настоящий и в порядке.

– Да, мы проверили. Как будто в порядке.

– Я обеспеченный человек и законопослушный гражданин! – Фалько слегка повысил голос, притворяясь оскорбленным. – И оставляю за собой право общаться с кем пожелаю… Приехал сюда по личным делам, которые намерен сделать, несмотря на книжечки секретных агентов, вашу коллекцию пресс-папье и этого проклятого кота, от которого у меня вся штанина в шерсти!

Вердье – если это и вправду был он – взглянул на кота и щелкнул пальцами, крючковатыми и тонкими, как когти.

– Поди сюда, Пуалю[33].

Тот бросил на Фалько укоризненный взгляд, задрал хвост и занял прежнее положение у хозяйских туфель.

– А то, что происходит в Испании, вас не волнует? – вопросил Вердье.

Фалько пожал плечами:

– То, что там происходит, никак не связано с моим приездом в Париж. Я, как уже было сказано, коллекционирую искусство и произвожу гаванские сигары.

– Но Баярд…

– Баярд – человек знаменитый и примечательный. А его подруга – известнейшая фотохудожница. Они мне понравились. И понравилось выпивать с ними в баре. И там же я познакомился с неким Гейтвудом.

– Американский журналист?

– Да.

– Еще один красный выродок.

– При этом большой любитель французского коньяка, насколько я заметил.

Собеседник Фалько взглянул на него недоверчиво. И не без возмущения:

– Вам что, в самом деле понравилась эта марксистская шваль?

– Одни больше, другие меньше. Но с ними забавно. И занятно. А Эдди Майо – просто красотка.

Вердье с отвращением дернул головой. Взор его горел огнем патриотизма. Фанатичным и опасным.

– Франция находится на краю пропасти. Понимаете? У власти – левое правительство дураков и демагогов, а общество трусливо, апатично, неспособно действовать. Возродить Европу может лишь крепость новых идей. Демократии прогнили. Выход один – железной рукой установить порядок и дисциплину, беспощадно отсекая зараженные члены. Вот спасение! В Германии, в Италии, в Испании это средство уже применили.

– Мне-то что до этого?

– Вы читали Шпенглера?

– В руках не держал.

– В критические моменты Истории, пишет он, всегда найдется взвод солдат, который спасет западную цивилизацию.

– Ну и хорошо… Рад за нее. Но меня втягивать не надо. Я вне политики, – в этом месте Фалько решил исполнить веронику[34]. – И на Шпенсера[35] вашего мне – тьфу и растереть.

– Шпенглера.

– Один черт.

Свист в легких. Мрачное молчание и снова свист.

– Надеетесь, наверно, что вас спасут деньги? Произведения искусства и гаванские сигары, говорите?

– Сумасшедший. – Фалько поднялся и сказал самым своим неприязненным тоном: – Идите вы к дьяволу.

– Нас не проведешь. Мы все равно выясним, кто вы, что и зачем. Будьте покойны, выясним.

Угрозу высказали всерьез. Фалько с напускным безразличием надел шляпу – фатовски, чуть набекрень. Надвинув на правую бровь.

– Ну, раскопаете такое, чего я не знаю, – не забудьте рассказать. Теперь я хотел бы вернуться к себе в отель, потому что устал, а утром мне предстоит снова якшаться с большевиками и другими врагами Запада… Ваши головорезы обещали доставить меня обратно. Это в силе?

– Не беспокойтесь, доставят.

– Да я не беспокоюсь, я благодарю. Искать такси в такой час – удовольствие небольшое.

Первую половину дня Лоренсо Фалько посвятил банкам. Оделся очень строго, в серый костюм и такую же шляпу «трильби». И прежде всего отправился на Итальянский бульвар в банк «Лионский Кредит», затем на Елисейские Поля в «Креди Коммерсиаль» и на улицу д’Антэн в «Парижский Банк». В каждом со счетов, принадлежащих Игнасио Гасану, он переводил крупные суммы в американский банк Моргана на площади Вандом, а оттуда все целиком – 100 000 франков – в цюрихское отделение этого банка, на номерной счет, за немалые комиссионные открытый Паулем Гофманом, давним партнером Фалько по торговле оружием. Затем он куда-то позвонил из бара «Ритц», выпил там стакан теплого молока, после чего вошел в галерею Шарве, поглядев предварительно на витрину, где были выставлены галстуки, воротнички и манжеты, а заодно и убедившись, что слежки за ним нет.

– Добрый день, Кристоф.

– О-о, сеньор Монтес, какой приятный сюрприз… Добро пожаловать.

Здесь Фалько знали как Себастьяна Монтеса, промышленника из Валенсии. Эту маску он носил уже лет десять. Преувеличенно элегантный продавец – высокий видный малый с мушкетерской бородкой и жемчужной булавкой в галстуке – поклонился ему в пояс, едва не коснувшись лбом витрины. Они поздоровались за руку.

– Мне нужны полдюжины сорочек. Срочно.

– Насколько срочно, позвольте узнать?

– Через неделю.

Обычно, как знал Фалько, заказ выполнялся в течение месяца. Продавец, морща лоб, что-то быстро подсчитывал. И наконец разогнулся с улыбкой:

– Для вас – сделаем. Хотя, сами понимаете, это обойдется дороже.

– Понимаю.

Кристоф отошел к своему коллеге – такому же неимоверно франтоватому юноше – и полистал книгу заказов. Вот он остановился, уткнув палец в записи, и с довольным видом поднял глаза на Фалько: