– Прошу садиться.

Костлявая рука указала на кресло-качалку. Фалько огляделся. Те двое, что привели его сюда, исчезли. В полумраке, с которым не справлялась лампа, угадывались старинные картины, мраморные статуи, вазы, фарфор, бронза и еще множество мелочей в витринах. Из приемника «Филипс», выглядевшего здесь вопиюще неуместно, доносилась классическая музыка – размеренная, торжественная мелодия. Наверно, Бетховен, подумал Фалько. Или Вагнер. Но точно – немец. Один из этих.

– Можете курить, если угодно.

Фалько вытащил было портсигар, но остановился, услышав свистящее дыхание хозяина. Сухую, свистящую, старческую одышку. Сидевший в кресле понял причину заминки и жестом предложил продолжать.

– Не беспокойтесь, закуривайте. Мне это не мешает.

Фалько поглядел на него с интересом. Он умел отличать дыхание астматика или чахоточного от тех звуков, которые издают легкие, продырявленные горчичным газом. И не впервые слышал это прерывистое дыхание. Почти всегда – оказываясь рядом с ветеранами Великой войны. Разумеется, с теми, кто выжил. Те, кому повезло меньше, давно уже не дышат никак.

– Не буду ходить вокруг да около, – сказал хозяин.

– Не представляете, как я вам благодарен.

– Мы знаем, как вас зовут и что вы делаете в Париже. Не знаем только, с какой целью и за чей счет вы тут оказались.

Фалько, выигрывая время, наконец уселся и закурил. Он старался освоиться в столь неожиданной компании. Понять, что к чему.

– «Мы»? И кто именно?

– Это к делу не относится. – Седой не сводил с него давяще-пристального взгляда. – Вы по национальности испанец и, кажется, только что прибыли из Гаваны. Ну, по крайней мере, утверждаете так.

Произнеся все это, он продолжал молча сверлить Фалько глазами, как будто ожидал от него признания по всей форме, однако тот оставался нем и бесстрастен. Слева от него на столике стояла гипсовая пепельница, бутылка «Курвуазье» и бокал. Хозяин показал на коньяк, но Фалько покачал головой.

– Помимо этого, знаем, что вы общаетесь с нежелательными людьми.

Ухватив кончик интриги, Фалько впервые позволил себе улыбнуться:

– Кому же это они не желательны?

– Тем, кому дорого достоинство Франции.

– Ох, ради бога, не надо…

– Вы что – коммунист?

Полной нелепостью было бы отвечать на это. И Фалько, состроив скептическую гримасу, выжидательно поднес сигарету к губам.

– Я чувствую, как от вас несет смрадом простонародья.

Этот выпад не произвел на Фалько впечатления – он расхохотался:

– Вы меня привезли сюда, чтобы поговорить о народной гигиене?

Свистящий звук сбил дыхание его собеседника. И золотистый кот, будто по сигналу, отошел от плюшевых хозяйских туфель, приблизился к Фалько и принялся тереться о манжету его брючины.

– Лео Баярд – опасный большевик, лишенный малейших понятий о совести. Во главе шайки наемников он убивал ваших соотечественников-испанцев… А вы с ним якшаетесь. Причем – едва успев приехать в Париж.

Фалько хладнокровно кивнул:

– И с ним, и с другими.

– Это мы знаем… С австрийским маршаном Кюссеном, которого рано или поздно мы тоже кое о чем спросим. И его спросим, и с него. С одного из тех беженцев, что научились извлекать выгоду из преступного попустительства нынешних, с позволения сказать, французских властей.

– Я коллекционирую произведения искусства.

– Дегенеративного искусства! – Тени играли на остроугольном костлявом лице, придавая ему зловещий вид. – Мерзкие еврейские извращения!

Фалько снова рассмеялся, на этот раз язвительно. Как бы показывая, что его терпение на исходе.

– У подружки Баярда нет ни капли еврейской крови.

Седой хотел что-то сказать, но новый свист в груди не дал. Кот смотрел на хозяина, словно сочувствуя. Переведя дыхание, тот начал сначала:

– Нет, я попросил доставить вас не за тем, чтобы толковать об этой красной англичанке, – желчно выговорил он наконец. – Нас интересует сам Баярд, а также дела, которые вы затеваете с ним. Мы не знаем ваших намерений.

Неприятный поворот, заключил Фалько. И решил разыграть праведный гнев. Самый момент разъяриться на облыжные обвинения.

– Послушайте-ка, вы, не знаю, как вас там и кто вы такой…

– Можете обращаться ко мне «майор».

– Я никак не желаю к вам обращаться! – Фалько в ярости отпихнул кота ногой. – И не понимаю, почему должен вам что-то объяснять! Только потому, что один из ваших людей сунул мне под нос удостоверение Второго бюро? Да, это серьезная организация… Но, тем не менее…

– Мы – везде и всюду, – оборвал его хозяин.

– Вы по-прежнему говорите о себе во множественном числе.

– Это фигура речи.

– Пусть так, – Фалько с досадой взглянул на кота, который опять примостился у ноги. – Но, насколько я вижу, вы действуете не официально, а в порядке частной инициативы. А потому – доброй вам ночи.

И, спугнув кота, рывком поднялся, обозначив намерение уйти. На самом деле – желая увидеть, какая последует реакция. Однако «майор» даже бровью не повел.

– Мы в контакте с представителями генерала Франко в Париже, – произнес он. – С испанскими патриотами. И мы осведомлялись у них по вашему поводу.

Фалько стоял со шляпой в одной руке, с сигаретой в другой и смотрел на него с удивлением – не вполне наигранным. И, как от внезапного озарения, ему все стало ясно. Настоящее озарение, прилив непреложной уверенности, и он проклял себя за глупость, которую мог бы совершить. Ведь человек, назвавшийся Санчесом, предупреждал его в кафе на бульваре Сен-Мишель о кагулярах. Ну конечно! Тайная профашистская организация. Да провалиться ему на этом месте, если человек, перед которым он стоит сейчас, – не майор Вердье, руководитель парижской секции и ветеран Первой мировой.

– Вы справлялись обо мне?

– Разумеется. И отзыв наших друзей нас удивил.

– В самом деле? – Фалько медленно опустился в кресло. – Ну, так удивите поскорей и меня тоже. Сижу как на иголках.

– Сказали нам так: «Забудьте о нем. Не вмешивайтесь».

– Так и сказали?

– Этими самыми словами. И добавили: «Оставьте его в покое».

– Похоже, вы разговаривали со сведущими людьми.

– Весьма сведущими.

Фалько притворился растерянным, хотя в притворстве не было никакой необходимости.

– А что я тут делаю ночью? Вот вопрос.

– А у меня другой вопрос: с какой стати нам оставлять вас в покое? И этот вопрос я задаю вам.

– Они вам не объяснили?