Гусары не стали изображать идиотов. Пики попадали на землю и уже через полминуты сшиблись две волны. Истошно заржали лошади, обученные, невероятно дорогие, которые сражались наравне с хозяевами. Лязг стали и крики, поглотили внимание Семена. Он стоял, глядя на рубку кавалерии, и даже не заметил, как поступил приказ выдвигаться. Солдаты деликатно обошли своего раненного командира, подчиняясь приказу его заместителя, и вышли снова на передовую, к которой спешили полки резерва поляков.

— Эй, подпоручик, за стремя сумеешь уцепиться? — Семен моргнул и, задрав голову, с приоткрытым ртом смотрел на возвышающегося над ним коня и сидящего всадника. Летнее солнце вызолотило светлые волосы сидящего на коне юноши, создав вокруг головы сияющий ореол.

— Архангел Михаил, — полуонемевшими губами прошептал Семен.

— Вот так меня еще никто не называл, — юноша негромко рассмеялся. — За стремя цепляйся, герой, а то кровью изойдешь, кого я награждать буду? Я бы тебя в седло взял, но Цезарь не потерпит другого седока, так что давай, шпагу в ножны и поедем твое плечо перевязывать.

Позже Семен узнал, что государю вообще разрешили выехать, чтобы помочь ему, только потому, что принц Фридрих, успешно взявший Газенпот, во главе драгунского и двух пехотных полков без всяких сантиментов ударил поляков в спину, тем самым смешав все их порядки, а также лично взял в плен Яна Браницкого богатейшего магната и коронного гетмана Речи Посполитой.

* * *

Петр Шереметьев раздраженно пнул лежащую на тропинке ветку. Да как так-то? Почему его оставили этого Бирона караулить, пока остальные будут с поляками разбираться? Это нечестно, несправедливо! Он так и скажет государю, что тот был к нему несправедлив!

— Господин, — Петька резко обернулся и увидел подходящую к нему служаночку. Темноволосую, хорошенькую.

— Да, прелестница, — Петька расплылся в улыбке, подумав, что, возможно, еще можно что-то исправить, насладясь девичьими прелестями.

— А это правда был император Петр? — она кокетливо улыбнулась, и на щечках образовались ямочки.

— Кто? — Петька слегка нахмурился.

— Высокий такой, красивый, — она снова улыбнулась.

— А-а-а, ну раз высокий и красивый, то, скорее всего, да, это был именно император Петр. Мы на его фоне все конечно же мелкие карлики, — протянул Петька, смешно наморщив нос. Девушка не выдержала и хихикнула, а затем приблизилась почти вплотную и зашептала.

— Господин Бирон в сердцах кричал, что император заинтересовался графиней Ожельской.

— Возможно, — вот сейчас Петька был – сама серьезность. Он не слишком хорошо знал немецкий, и ему приходилось сильно напрягаться, чтобы перевести получаемую информацию правильно.

— Я хотела сказать, что графиня Ожельская приезжала не одна, — горячим шепотом зашептала девушка, практически прижавшись к Петькиной груди. — С ней был священник. Католический священник. Из ордена иезуитов.

— О, как, — Шереметьев отпрянул от нее, пытаясь уложить в голове то, что услышал. — Спасибо тебе, местная дриада, ну, или русалка. Ты даже не представляешь, как сильно помогла высокому красавцу Петру, — и он припустил к дому, уже не думая о том, как бы скрасить так внезапно обрушившуюся на него скуку.

Я отложил в сторону письмо и негромко рассмеялся. Филиппа – просто чудо. А испанцы – идиоты, раз упустили ее. Я же подобной оплошности не допущу. Во время этой небольшой передышки, которую подарила мне такая странная на самом деле война, письмо от невесты стало самым настоящим подарком, который позволил мне в очередной раз оценить ум этой девушки, которая произвела на меня такое невероятное впечатление. За кажущимся милым щебетанием и перечислением придворных сплетен, она на самом деле передала мне очень важную информацию. И я теперь вообще не сомневаюсь, что Россия получит прекрасную императрицу. Сделав глоток кофе, снова взял лист и принялся читать дальше.

Ну, этого стоило ожидать. Лизка круто взялась, ничего не скажешь. Но какова стерва. Вот теперь, после того, как она выперла мужа и свекровь из собственного дома и принялась превращать его себе под стать, я ни за что не поверю, что переворот в нереализованном будущем произошел практически без ее участия. Что ее, лебедь белую, принесло к трону течением недовольных Анной Леопольдовной гвардейцев Преображенского полка. Ну-ну, я тоже посмеюсь, когда что-нибудь этакое отчебучит в Париже, и что самое характерное, это будет простой случайностью.

Захотелось приказать седлать коня, и мчаться в Париж с воплем: «Не слушай ее, милая! Лизка тебя плохому научит!»