— Сработало?

Открыв папку, она достала скопированные и скрепленные в углу листы со списками имен.

— Молодец. Мы все-таки сделаем из вас репортера.

Кэссиди подняла руку, и учитель кивнул ей.

— Мистер Келли? Мне казалось, вы говорили, что Закон о свободе информации распространяется только на правительственные документы.

Учитель соскочил со стола и, оживленно пройдясь по классу, развел руками:

— Вы правы, Кэссиди. Ханна пригрозила безосновательно. Мы не могли бы заставить миссис Франти предоставить эти документы без процессуальной правоспособности в данном деле. Но нам же лучше, что незнание закона побудило ее добровольно поделиться информацией… И я назвал бы это чертовски ловким способом получить нужные сведения.

Ответ впечатлил Кэссиди, однако ей хотелось добиться полной ясности.

— Но этично ли это?

— Отличный вопрос. Следственным журналистам постоянно приходится, скажем так, ходить по лезвию бритвы. Если б Ханна представилась как судебный исполнитель или полицейский детектив, — по классу пронесся дружный смех, — или представила иные фальшивые удостоверения, то это было бы неэтично. А то, что она сделала, сравнимо с ситуацией, при которой одна гражданка заявила другой, что сейчас выпишет ей штрафной талон за парковку в неположенном месте: то есть чистый блеф.

Кэссиди пришлось признать: такой науки им еще не преподавали. Ей всегда нравились школьные уроки — большинство из них, во всяком случае, — но теперь, честно говоря, она не могла дождаться только семинаров по журналистике. Другие ребята в классе, очевидно, разделяли ее мнение. Темы занятий казались непредсказуемыми, и все с нетерпением ждали очередных откровений.

И в основном благодаря мистеру Келли… такого учителя она вообще видела впервые. И дело не в том, что он склонял учеников подвергать сомнению какие-то правила или авторитеты, а в том, что вел себя с ними как со взрослыми людьми.

Возможно, мистер Келли бывал грубоватым, но гораздо важнее то, что, заставляя семинаристов отчитываться, он как раз побуждал их стремиться порадовать его результатами поисков.

Мистер Келли вновь занял свое привычное местечко на краю письменного стола.

— Итак, Ханна, отсканируйте эти документы и загрузите в наше «облачное» хранилище, если еще не сделали этого. Тэйт, что у вас нового?

— В общем, как известно, четверым из нас вы поручили достать список учеников Далласа и разузнать также о всех учениках и преподавателях, которые могли иметь внеклассные отношения с покойным, связанные с клубами или спортом.

— С покойным, — одобрительно повторил мистер Келли, — уместное определение.

Кэссиди испытала гордость за своего друга.

— В списке его факультативного класса у нас в общей сложности шестнадцать человек, — продолжил Тэйт.

— Удалось что-нибудь выяснить у них?

— Мы пока никому не звонили.

Вздохнув, мистер Келли потер лицо ладонями, потом встал и принялся расхаживать по кабинету.

— Послушайте, я понимаю, что все вы — просто старшеклассники, поглощенные традиционным выпрашиванием хэллоуинских сладостей и поступлением в колледжи, однако у нашего семинара почтенная репутация. Вы, ребята, должны стать лучшими из лучших. Пора проявлять инициативу. Мы разбились на четыре группы, верно? Группа под руководством Ханны занимается школьным архивом, преподавателями и факультативами. Вторая группа опрашивает учеников из поэтического факультатива Уокера… это ваша, Тэйт. Третья группа занимается поиском зацепок, ответственный Роуэн. Я хочу, чтобы вы, ребята, копнули глубже то, о чем говорилось в то время. Четвертая группа под руководством Фелиции будет выступать в качестве своего рода библиотекарей, заставляя нас упорядочивать, осмысливать сведения и сводить их в детальный отчет о всех добытых нами сведениях. Всем понятно?

Лиз, назначенная во вторую группу, подняла руку.

— Кроме очевидных исходных данных, о чем еще нам лучше спрашивать в интервью?

— Выясните, кто имел повод для огорчений… и по каким причинам. Счастливые люди не совершают преступлений. Недовольство подразумевает мотивы. Кому из взрослых не нравился Уокер? Какие ученики могли иметь причины ненавидеть его? — Мистер Келли присел, но тут же опять вскочил со стола. — Все вы одержимы хорошими оценками — может, он кого-то завалил? Поставил, к примеру, кому-то тройку с минусом, и в итоге человек не прошел в Гарвард? Если мы не можем достать выписки из аттестатов с оценками, то всегда сможем расспросить о них.

— Мы узнали еще, что дети трех его бывших учеников сейчас учатся в Гленлейке. Одна из них у нас в классе: Кэссиди Коупленд.

Все дружно уставились на Кэссиди, и она по-королевски приветствовала их взмахом руки.

— Интересное совпадение, — кивнув, заметил мистер Келли, — однако потенциально — сигнал опасности в плане объективности.

Кэссиди подняла руку, осознав, что опросит собственных родителей более тщательно, чем любой другой ученик.

— Я взяла на себя инициативу и дважды опрашивала своих родителей. Сразу после того, как мы узнали о проекте, а потом еще раз на днях.

— И вы чувствовали, что способны удерживать профессиональную дистанцию? — спросил мистер Келли, хотя его улыбка подразумевала, что он пошутил. Вероятно.

— Я притворилась, что едва их знаю. Это оказалось не сложно.

По классу прокатилась волна смешков.

— Что же вы узнали?

— Моя мама училась у него, в этом самом классе, насколько я поняла, и ей, видимо, нравились его занятия. Она вспомнила нечто интересное… однажды на уроке он сообщил, что больше всего боится будущего.

Слова вызвали одобрительные кивки. Парочка зубрил тут же принялась строчить что-то в своих блокнотах. А Кэссиди впервые представила, как мама в этом самом кабинете писала когда-то в своей тетради, внимая урокам Далласа Уокера. Теперь уже покойного…

— А что вспомнил ваш отец?

— Он говорил, что Даллас Уокер вроде как мог жить двойной жизнью.

— Он чем-то подкрепил свои слова?

— Ну, очевидно, он, тренируя «Меткий кий» — так вроде бы назывался бильярдный клуб, — возил их в настоящий бар играть в пул, где они встречались с какими-то жуткими типами. В частности, отец упомянул одного мужчину.

— Да, я что-то слышал об этом.

Мистер Келли направился к не использованной пока доске на боковой стене кабинета, а Кэссиди подумала, не слышал ли он об этом от ее отца, и если именно от него, то зачем папе понадобилось делиться с ним воспоминаниями. Но если мистер Келли знал больше, чем говорил, то она с благодарностью подумала о том, что он не стал сейчас афишировать это. Заинтересованность отца в расследовании казалась ей не просто загадочной, она приводила ее в замешательство.