свои накачанные руки на мускулистой груди, ожидая.

Мой рот раскрывается от нелепости ситуации. Я закрываю рот и расправляю плечи.

— Хорошо. Скажу, — я перебираю в уме наименее оскорбительные ругательства, которые только могу придумать, но все они звучат неубедительно даже в моей голове. — Просто я не рассержена сейчас, и никогда не ругаюсь, если не злюсь.

Я держу голову высоко и молюсь, как чокнутая, что он испугается моей прямоты и оставит в покое.

Его глаза щурятся, и улыбка усиливается с каждой секундой.

— Ты не можешь это сделать, так ведь?

Видимо, моя прямота не пугает, а провоцирует.

— Нет, могу, — говорю я высоким голосом, который даже не похож на мой.

В чем моя проблема? Почему я не могу, черт побери, ругаться? Я не позволю ему взять верх надо мной. Ни за что.

— Давай, малышка. Я жду.

Собираясь с силами, я говорю.

— Говнюк, — выпаливаю я, затем быстро закрываю рот рукой. Мое лицо пылает, как коктейль Молотова, щеки и шея краснеют.

Лицо Блейка остается равнодушным в течении двух ударов сердца, прежде чем он запрокидывает голову и раскатисто смеется, чем привлекает внимание каждого человека в комнате. Это, конечно, не помогает моей ситуации. Вероятно, все мое тело краснеет.

— Это было чертовски круто.

Он наклоняется и делает глубокий вдох.

— Что тут происходит, Блейк? — спрашивает Джона, пока идет к нам. — Почему моя девушка выглядит так, будто ты смутил ее?

— Чувак, она сказала «говнюк». Никогда не слышал, более милого ругательства.

Джона обнимает меня за плечо и притягивает к себе.

— Конечно, это мило. Она не способна на меньше.

Мое тело растворяется в нем, и румянец отступает от его прикосновения.

— Верно. Готов размяться? — говорит Блейк шепотом, но веселье по-прежнему освещает его лицо.

— Да, только устрою Рэйвен и приду.

— Круто, — глаза Блейка перемещаются от Джоны на меня. Он качает головой. — Ты просто нечто, малышка.

Уходя, я слышу, как он бормочет что-то похожее на «счастливый ублюдок».

Тело Джоны напрягается, привлекая мой взгляд к нему. Он смотрит вниз на меня, и я вижу, как напряжение покидает его лицо.

— С тобой все в порядке?

— Конечно.

Благодаря ему.

— Блейк больше не забавный, да?

Я пожимаю плечами, обнимаю Джону за талию и прижимаюсь щекой к его груди.

— Нет, он все еще забавный.

Он посмеивается и подталкивает меня.

— Ладно. Давай найдем тебе где-нибудь местечко.

Мы подходим к ряду стульев, и он говорит мне садиться. Крепкий поцелуй в губы, потом в шею, и он уходит, чтобы встретиться с Блейком и Оуэном в октагоне.

Осматриваясь, я замечаю гигантские плакаты на стене, каждый с изображением разного бойца. Я прохожу мимо каждого, изучая бойцов, которых я узнаю, пока не натыкаюсь на Джону.

Его плакат самый соблазнительный. Фотография сделана под углом, а его голова повернута лицом к камере. Его брови опущены, делая его взгляд мрачным, и я замираю от свирепости на его лице. Никаких ямочек или сексуальной ухмылки, простая сосредоточенность. Его убийственные руки поставлены в оборонительную позицию, и выглядят громадными, поскольку яркие цвета его татуировок, усиливают сокращения его мышц. Дрожь пробегает по моему телу, и я отворачиваюсь, чтобы найти свое место.

Я сажусь на близстоящий стул и сосредотачиваю свое внимание на Джоне в октагоне. Это не занимает много времени, прежде чем я хватаю ртом воздух, прикрыв рот рукой, чтобы не закричать. Наблюдение за Джоной в действии ужасающе прекрасно. Он двигается как хищник, изящно, но мощно. Его удары руками и ногами отрегулированы, он идеально владеет своим телом. На мате, пока он катается в клубке рук и ног, нет сомнений, что он рожден для этого.

— Детка! Иди сюда, — кратко командует Джона запыхавшись.

Я смотрю в ужасе и указываю на свою грудь.

Кто, я?

Он улыбается, кивает, и машет мне.

— Это будет неловко, — говорю в никуда, когда поднимаюсь и иду к нему.

— Я собираюсь научить тебя заламывать руку.

Оуэн покидает октагон, посылая мне приятную улыбку.

— Удачи, принцесса.

Мои глаза находят Блейка, который прикрывает рот, но его глаза выдают веселье.

Ох, просто замечательно.

Джона и Блейк несколько раз демонстрируют, и оба объясняют подробно каждый шаг, с четкостью профессиональных бойцов. Я ловлю каждое слово, решая, как сделать это правильно и не выставить себя полной идиоткой.

Их наставления заканчиваются, и они зовут меня, чтобы попробовать. Лежа на мате, я делаю именно то, что было мне показано. После нескольких незначительных поправок, я обхватываю предплечье Джоны руками. Его рука движется по моему телу через ноги. Его плечо располагается между моих бедер, и мои голени смыкаются вокруг его торса. Я толкаюсь бедрами вперед.

— Бл*дь. — он издает болезненное мычание, но я продолжаю удерживать его на месте. — У тебя получилось.

— Я сделала это.

Я могла бы сломать руку человеку, по крайней мере в два раза больше меня, толчком своих бедер.

Но затем меня вдруг переворачивают. Огромное тело Джоны обернуто вокруг меня, как удав, и его рот у моего уха.

— Да, детка. Ты сделала это. Я горжусь тобой, — шепчет он, прежде чем прижаться к моей шеи и оставить томительные поцелуи на мочке уха.

Я дрожу.

— Это моя девочка.

Он освобождает меня и поднимает на ноги.

Блейк стоит в стороне от мата.

— Это, — указывает он, махая рукой между мной и Джоной, — пугает меня до чертиков.

Он машет нам на прощанье, а затем уходит.

Я пожимаю плечами и смотрю на Джону, у которого видны обе ямочки.

— Не тебя одного, — бормочет он.

— Что?

— Ничего.

Глава 11

Джона

— Ты все еще с той же девушкой. Должен сказать, брат, я не думал, что ты на это способен.

Мы с Оуэном на кухне в тренировочном центре, болтаем и делаем энергетической протеиновый коктейль.

— Я тоже не был уверен в этом, но вот он я, уже целую неделю.

Гордость согревает мою грудь каждый раз, когда я думаю о самых длинных и единственных отношениях, которые у меня когда-либо были. Все было не так, как я думал. Она не доставала меня, чтобы купить ей вещи, не просила взять ее в один из самых эксклюзивных клубов, или наполнить мою ванную ее девчачьей чепухой. Я даже не могу заставить ее оставить одежду в моем доме. Она всегда таскает одежду, туда и обратно в рюкзаке.

После той первой ночи, она возражала по поводу ночевок в следующие две. Пока я не сказал ей, что буду лично ходить и кормить Дога каждое утро, если