негатив передавался эпитетами «викторианский» (Victorian), «душный» (stuffy) или «барахло» (junk). Занудные мужчины назывались «наволочками» (pillow cases), а молодые люди, которых любая девушка могла «одолжить» (borrow) на вечер, – «зонтиками» (umbrellas). Жадных до новых впечатлений женщин с восхищением именовали «печенюшками» (biscuits), а если девушка уводила парня у другой, то становилась «штрейкбрехером» (strikebreaker). В подобной лексике нетрудно уловить отзвуки самоуверенности и непочтительности молодых женщин послевоенной Англии.

15

Часы останавливаются

Закон о народном представительстве 1918 года так и не дал избирательное право всем женщинам, но тем его недостатки не исчерпывались. В нем также не довели до ума принцип «один человек – один голос» по месту проживания: около полутора миллионов мужчин из среднего класса могли проголосовать дважды, воспользовавшись университетским избирательным участком и участком по месту расположения их бизнеса. Закон не предусматривал пропорциональной системы выборов, вместо этого закрепляя старую мажоритарную формулу, по которой преимущество всегда на стороне «раскрученных» партий. Неизменность системы порождала чувство разочарования и крушения надежд среди английских избирателей. Какой смысл голосовать за предпочитаемую партию, если у нее нет никаких шансов на данном избирательном участке?

При всех этих недостатках избирательный закон 1918 года совершил революцию, увеличив электорат в три раза – до 21 миллиона человек. Большая часть мужчин из рабочего класса впервые получила свою долю общественных «акций» через право голоса. Как и в случае с женщинами старше 30 лет, избирательное право для мужчин низкого социального происхождения рассматривалось многими политиками как достойное вознаграждение за их огромный вклад в победу как в тылу, так и на Западном фронте. Заодно признавались статус и мощь, которых достигли профсоюзы и Лейбористская партия в военные годы, – прагматичная уступка политической элиты, опасавшейся возвращения довоенных производственных конфликтов.

Последствия включения в электорат 14 миллионов рабочих мужчин и женщин не заставили себя долго ждать; Ллойд Джордж объявил о выборах сразу после подписания мирного договора. Официально он стремился получить народное одобрение на переговоры по долгосрочному послевоенному урегулированию международных отношений, а также на реализацию программы экономической и социальной реконструкции. Однако для выборов имелись и чисто политические причины. Ллойд Джордж хотел извлечь как можно больше выгоды из своей репутации «человека, выигравшего войну» и премьер-министра, способного, по словам Черчилля, «справляться с делами». Единственная проблема заключалась в том, что теперь за ним не стояла единая сильная партия. Лишь половина либералов в палате общин поддерживала его в 1918 году, остальные держались за Асквита в принципиальной, хоть и безнадежной оппозиции. Премьеру также недоставало последовательной политической программы, ведь военный опыт разнес традиционный либерализм в хлам.

Но прославленный политик-наладчик вскоре придумал решение: продлить жизнь общенациональной коалиции в мирное время и под его руководством. Ллойд Джордж полагал, что привычные линии фронта между партиями стерлись во время войны, притупившей остроту противоречий вокруг свободной торговли и протекционизма, джингоизма и антиимпериализма, государственного вмешательства и частного предпринимательства. Он надеялся, что на смену старой политике интересов кланов и классов пришла политика консенсуса и что ему суждено председательствовать над межпартийной средой. Юнионисты согласились на этот план, главным образом из-за несокрушимого авторитета Ллойд Джорджа. В партии не нашлось лидера, который смог бы тягаться с премьером по популярности, а способность тори как-то привлечь новых избирателей из числа рабочего класса тоже вызывала сомнения. Кроме того, многие консерваторы видели здесь шанс окончательно уничтожить Либеральную партию, вогнав клин между либералами, поддерживающими коалицию, и сторонниками Поддатого.

Лейбористы отклонили предложение войти в коалицию, предпочтя самостоятельную кампанию. Они чувствовали себя уверенно: в электорат вошли широкие слои рабочего класса, сама партия во время войны выросла вдвое (до 3 миллионов), ее положение приобрело устойчивость, а членство в профсоюзах увеличилось до 8 миллионов человек. Рост денежных взносов дал лейбористам ресурсы на расширение своего Национального исполнительного комитета и создание сети партийных ячеек по всей стране. Все внушало лейбористам оптимизм – и их недавнее участие в правительстве, и очевидный закат либералов, и то, что страна согласилась на введение социалистической экономики в военное время.

Они также считали, что смогут использовать захлестнувший Англию послевоенный радикализм. Люди жаждали построить новое, лучшее общество и больше не допускать развязывания капиталистических и империалистических конфликтов. Джордж Оруэлл писал в романе «Глотнуть воздуха»: «Наглядевшись на жуткий, идиотский кавардак, ты переставал воспринимать систему чем-то вечным и безусловным… Ты уже видел – сплошная хренотень»[42]. Похожие взгляды, вероятно, и спровоцировали протесты и волнения во время празднования Дня перемирия в 1919 году, организованного правительством для сплочения нации. В Лутоне толпа ворвалась в здание городского совета и сожгла его. Национальные лидеры встревожились. Как заметил видный придворный лорд Эшер, «монархию и ее стоимость теперь придется оправдывать в глазах измученного войной и голодного пролетариата, наделенного к тому же огромным преимуществом в виде избирательного права».

Лейбористам хватало смелости формулировать радикальные политические предложения: национализация железных дорог, рабочий контроль над промышленностью и требование к капиталу погасить государственный долг. Профсоюзные лидеры и члены парламента от лейбористов полагали, что раз мужчины из рабочего класса несли обязательную воинскую повинность, то «общее богатство» среднего и высшего классов тоже должно «выполнить обязательную повинность и понести расходы по финансовым обязательствам, возникшим из-за конфликта». Партия также решила открыто заявить о своей социалистической сути, принципиально иной, чем у их соперников либералов. В пересмотренной программе 1918 года она публично обещала «работникам ручного и умственного труда все плоды их занятий и максимально справедливое их распределение… на основании общего владения производительными средствами и контроля над каждой отраслью промышленности и услуг».

Упоминание здесь людей «умственного труда» говорит о попытке привлечь на свою сторону представителей среднего класса и интеллигенцию, до войны одобрявших реформистские либеральные кабинеты. Принятие в качестве официальной доктрины социализма, интернационального надклассового учения, присущего не только рабочему классу или тред-юнионам, означало, что лейбористы стремятся дистанцироваться от профсоюзов и расширить свою социальную базу. Рамсей Макдональд проповедовал расплывчатый и поступательный социализм, скроенный по мерке «среднего сегмента», радикализированного войной, «ядром» которого был «разумный мастеровой и состоятельный интеллектуал». И все же обручение рабочей партии с социализмом, пусть и осторожное, сделало ее мишенью для нападок справа и из центра. В предвыборной кампании 1918 года приятели Ллойд Джорджа из консервативной прессы распустили слух о том, что лейбористы готовят социалистическую революцию; а сам премьер-министр утверждал, что «лейбористской партией руководят крайние пацифисты и большевики». Однако это не заставило их отказаться от социалистических убеждений; они твердо верили, что политический центр тяжести сместился влево.

* * *

Общенациональная коалиция выиграла выборы с огромным отрывом; из 700 мест нижней палаты 500 ушло к юнионистам и либералам, получившим письма с поздравлениями от Ллойд Джорджа и Лоу. К восторгу премьера, потерял