Чтобы подтвердить диагноз, надо было в течение месяца полежать на обследовании в тюремного типа больнице. У нас в Петербурге она называется «Пряжка». Там самая, пожалуй, жесткая из всех больниц такого рода. Там не пускают гулять даже во двор, там алкоголики бьют шизофреников — в общем, мерзопакостная атмосфера. Задача состояла в том, чтобы не сорваться ни на какую агрессию, потому что в мою легенду это не входило. Плюс попался умный врач, который как-то мне сказал:

— Либо у тебя шизофрения, либо ты симулируешь. Давай-ка пройдем еще раз тесты.

А тестов было несколько. Был очень заковыристый американский тест — триста вопросов. И был русский тест, из которого выяснялось, симулируешь ты или нет. Мне, слава богу, ничего не кололи, но за мной регулярно наблюдали и медсестры, и медбратья — все. Несколько моих знакомых, к сожалению, не выдержали: начали фантиками играть в коридорев футбол, смеяться, видя какую-то телепередачу, и этого было достаточно для того, чтобы опознали в тебе симулянта.

Мне удалось это дело пройти. Я вышел с формой, со статьей 7б «Психопатия шизоидная», что меня чрезвычайно радовало. От меня все отстали, и я продолжил заниматься музыкой.

Позже Михаил решит назвать один из своих альбомов точно так же — «7б». Но как раз в это время появилась одноименная группа с «Молодыми ветрами», и Борзыкин изменил название пластинки на «Путь к успеху». Как видим, воспоминаний из психиатрической больницы Михаилу хватило на всю жизнь.

…

Скандальная слава «Телевизора» началась с Четвертого фестиваля Ленинградского рок-клуба в 1986 году. Там вообще было много яркого — «Алиса» представила программу «По ту сторону добра» (пополам «Энергия» и «БлокАда»), «Кино» впервые спело «Мы ждем перемен», «АукцЫон» взорвал сцену своим представлением «Вернись в Сорренто»… Чтобы понять, что устроил Борзыкин сотоварищи, надо вспомнить, что перед выходом на сцену все тексты нужно было залитовать — то есть получить разрешение руководства Рок-клуба на их исполнение. «Телевизору» программу утвердили, но две песни — «Мы идем» и «Выйти из-под контроля» — все-таки залитовать не решились.

Михаил Борзыкин: Поначалу куратор Рок-клуба сказал нам, что все в порядке. Но потом эти тексты отдали в обком ВЛКСМ и, видимо, в КГБ. Оттуда пришла резолюция: если группа «Телевизор» не будет исполнять вот эти две песни, то у них есть шанс стать лауреатами и все будет в порядке. Просто попросить их именно на фестивале эти песни не исполнять.

Нас вежливо попросили не исполнять. Нас предупредили, что, в общем, зачем вам эти проблемы? Потом все равно исполните. А пока не надо. Ну, что нам оставалось делать? Программа у нас уже была готова, мы долго репетировали и вообще старались. Нам стало как-то обидно, и мы просто решили не менять программу. Тут не было какого-то героического пафоса. Более того: сперва очень многие решили поступить так же (не буду поименно перечислять). Да только во время выступления они свои песни все-таки убрали, а мы исполнили. Вот поэтому мы и получили наказание и не стали лауреатами, зато концерт прошел очень хорошо.

Песня «Выйти из-под контроля» — это такой минорный рок-н-ролльчик. Он как раз и был навеян всей этой ситуацией. Ты приходишь в Рок-клуб, а тебе начинают говорить:

— Миша! Ну надо как-то помягче… Нельзя сейчас… Не время… Ты рано поверил в то, что это кончится… Тебя обманули, Миша! Мы-то знаем… Ничего никогда не может измениться!

Я со всей наивностью, горячностью молодости говорю:

— Ну как же! Посмотрите! Вот они сами по телевизору говорят о переменах! Они же сами декларируют — давайте просто делать!

— Да брось ты! Что они декларируют?

Причем в эту же струю вплетались голоса коллег по цеху. Некоторые музыканты группы «Аквариум» начинали говорить:

— Миша, вы своими выступлениями разрушите Рок-клуб! Вы зря все это затеяли! Надо осторожнее! Сейчас не время!

Но правы оказались не они, а мы. Потом, кстати, некоторые из них это признали.

…

Людей, впервые оказавшихся на концерте «Телевизора», больше всего цепляла пластика лидера группы. На концертах и съемках Борзыкин двигался, словно сошедший с ума робот. Это слегка напоминало брейк-данс, а брейк в те годы был верным ходом! Если на дискотеке в любом пионерском лагере кто-то начинал выделывать соответствующие коленца — народ отодвигался к стенке и смотрел на брейкера, отвесив челюсти. И до конца смены все девчонки в лагере были его.

Михаил Борзыкин: Я в молодости довольно много шастал по всевозможным музыкальным заведениям, где люди танцевали. Но специально танец я не продумывал — просто двигался, как мог. Какие-то вещи я черпал с экрана телевизора, каким-то научился у своей жены — она была танцовщицей. А может быть, это все как-то генетически передалось, потому что папа у меня всегда хорошо танцевал.

Начинали мы с брейк-данса. Тогда в России как раз появились первые брейк-дансеры, и музыка наша им подходила. Они сами пришли к нам с предложением выйти на концерте и помочь оформить нашу музыку. Это была группа «Терра мобиле» — родоначальники всего российского брейк-данса. Нам до них, конечно, было далеко во всех отношениях. Но поучиться — мы поучились у них многому.

Танцоры из «Терра мобиле» помогали тогда и еще одной рок-клубовской группе. Брейк-дансеры появлялись вместе с «Пикником» на представлениях альбома «Иероглиф». Была у них своя песня и в шоу «Телевизора».

Михаил Борзыкин: Было здорово: вышло человек тридцать брэйк-дансеров с этими самыми «роботическими» движениями. На песне «Полуфабрикаты» они очень хорошо смотрелись. «Полуфабрикаты» — это песня о конвейерном состоянии умов всего советского общества. Мы же были как белые вороны: на улицах на нас показывали пальцем, хихикали… Мы ходили одетые как-то совсем по-другому, за что периодически могли получить по башке от пролетарского населения. Водители такси нам говорили, что вы неудачники и с вами все ясно. Также считали в институтах, в школах… Ну то есть мы были оборванцы… то же самое, что бомжи. Рок-музыкант — это бомж, вот такое было отношение. Презрительное, снисходительное…

По счастью, любой конвейер дает сбой — и в 1987 году появился прекрасный повод убедиться в этом! Тогда двадцатилетний хулиган из Западной Германии Матиас Руст на спор преодолел всю защитную систему ПВО и посадил свой самолетик «Сессна» на Красной площади в Москве. «Телевизор» тогда от этого просто светился.

Михаил Борзыкин: Ну, мы были в восторге, конечно. Во-первых, нам понравился сам авантюризм всей ситуации. А во-вторых, хваленая безупречность нашей обороны неожиданно потерпела фиаско. После этоговсем стало понятно, что все-таки можно нае… в смысле, обмануть любую машину. В любой системе есть брешь для хаоса. Матиас Руст был… ну, наш человек, одним словом.

Новое поколение не было похоже на родителей, не ладило с ними и не хотело с ними дружить. Борзыкин, как всегда, нашел для темы противостояния отцов и детей наиболее резкую формулировку.