Поленья горели хорошо — лежали они в доме с незапамятных времен, а потому занимались моментально. Уже от одного вида огня Симе стало немного теплее. Она забралась с ногами на диван и прижала к себе сына. Зевнув, он привычно потыкался носом в ее шею и прошептал:

— Когда папа приедет, он научит меня кататься на коньках…

— Научит… — кивнула Сима.

— И машину водить…

Сима до боли сжала губу и зажмурилась.

— Конечно, милый, засыпай… А я расскажу тебе сказку…

Вопреки расхожему убеждению, что свежий воздух прочищает голову и приводит в чувство, появление Чердынцева на улице ознаменовалось сильным головокружением и резко замедлившимися движениями рук и ног. Пока он шел вслед за Ерохиным, проталкиваясь сквозь пританцовывающую пьяную публику, адреналин в его крови нашептывал о том, что нужно срочно сказать следователю, что Серафима стала жертвой какого-то злого рока или стечения обстоятельств. Ведь она не могла, не могла… Она совсем другая — чистая, нежная… Но стоило Макару переступить порог увеселительного заведения, как его затошнило и мотнуло в сторону ближайшего сугроба. Взмахнув руками, Чердынцев утробным рыком перекрыл рвущийся из-за стен «бемс-бемс», и запоздало подумал о том, что мать была права, и пить всякую дрянь в незнакомых местах чревато для здоровья.

— Паленую, значит, наливают, — как сквозь вату донесся до Макара голос Ерохина.

Макар загреб ладонями снег и со стоном утопил в нем пылающее лицо.

— Морду не отморозь, — дернул его за рукав следователь.

— Моя морда, что хочу, то и делаю, — просипел Чердынцев. — Ты знал…

— Что знал? — переспросил Ерохин.

— Что эта дрянь паленая… Крышуешь тут…

Следователь рассмеялся и похлопал себя по карману:

— Может, у тебя просто желудок нежный, а, Чердынцев? Понаехали тут всякие, ругаются, драки хулиганят. Напиток богов им наш не понравился, видите ли! — Следователь поежился и мотнул головой: — Пойдем уже, московский гость. Сам ты сейчас все равно не доедешь. А я тебя не повезу. У меня дома кот некормленый.

— Кот? Какой кот?.. — покачиваясь, Макар доковылял до своей машины, затем остановился и развернулся к Ерохину: — Я не оставлю ее… Она же пропадет…

— Да что с ней случится? Не ссы. Все уже в курсе, что ты под моей охраной. Пальцем никто не тронет. Пошли, давай!

— Я не это имел в виду… — сказал Макар и судорожно вздохнул. — Холодно-то как…

— О, отпускает потихоньку. Вот что значит, здоровый организм. Ты ведь, наверное, и спортом занимаешься?

Чердынцев нахмурился, пытаясь собрать мысли в кучу. Но перед глазами плыло, зубы отбивали чечетку, челюсть болела, а нижняя губа припухла и горячо пульсировала.

Ерохин уже стоял на переходе, когда Макара наконец дошло, что если тот уйдет, то другого подходящего случая поговорить по душам больше может и не представиться. Похлопав кроссовер по холодному боку, Чердынцев рысью заковылял к Ерохину.

Следователь действительно жил неподалеку, в каменной двухэтажке, бывшей, по всей видимости, когда-то общежитием. Длинный коридор, освещенный только двумя тусклыми лампочками, был заставлен какими-то шкафами и другой мебелью.

— Служебная площадь, — объяснил Ерохин, открывая дверь. — Заходи.

Чердынцев зажмурился от яркого света и прикрыл глаза рукой. Через пару минут, подслеповато жмурясь, огляделся. Ерохин уже копошился в маленьком холодильнике, на подоконнике шумел электрический чайник. Макар стащил пуховик и, покрутившись на месте в поисках какого-нибудь пуфика, прислонился к стене, чтобы снять обувь.

— Да не надо, не разувайся, — отмахнулся следователь.

— Н-неприлично… по дому в б-ботинках, — пробормотал Макар.

— А в носках, по-твоему, самое оно? Тапок у меня нет.

— Ну и ладно, — пожал плечами Макар. Он подошел к чайнику и обхватил ладонями его круглые пластиковые бока.

У Ерохина была одна комната, вроде студии. Имелся отдельный туалет, который Макар вычислил по шумевшей воде в стояке и приоткрытой двери. Из-за этой двери вышел большой поджарый кот, который, заметив Чердынцева, остановился как вкопанный. Животное втянуло носом воздух и, выгнув горбатую спину, издало такой звук, что у Макара приподнялись волосы на затылке.

— Не парься, свои, — обратился Ерохин к коту, и тот, удовлетворившись ответом, запрыгнул на диван и улегся на подушку.

— Где ты нашел эту дикую тварь из дикого леса? — спросил Чердынцев, разглядывая немигающие желтые глаза.

— Это он меня нашел. На помойке, — ответил следователь и поставил на стол тарелку с колбасой и сыром.

Макар не стал уточнять подробности и, дождавшись, когда чайник отключится, снял его с платформы и тоже поставил на стол.

— Ты что, чай будешь? — удивился Ерохин, кивая на бутылку.

— Чай, — уверенно кивнул Макар. — Что-то нехорошо мне.

— Рассосется, — усмехнулся Ерохин. — К местной отраве привычку надо иметь.

— Не-не, я к хорошему привык, — Чердынцев сунул в рот кусок сыра и стал жевать, морщась от боли. — Давно здесь живешь?

— Четыре года. Перевелся из Никольска.

— Здесь лучше? — Макар взял кружку из рук следователя и наполнил ее кипятком. Туда же отправился и пакетик с чаем.

— Везде одинаково, — хмыкнул Ерохин и поставил рюмку. Скрутив крышку, налил до самых краев.

Чердынцев сглотнул и отвернулся. Дождавшись, когда Ерохин подцепит колбасу с тарелки, он попробовал сделать глоток, но тут же зашипел, прижав ладонь к губе.

— На, разбавь, — Ерохин подал ему кувшин. — Кипяченая.

— Ты сказал, что вы нашли что-то. Там, в квартире…

— Ну да. Теперь, можно сказать, все встало на свои места. Осталось только найти Жданову, чтобы предъявить обвинение. Далеко она уйти не могла. Ориентировки разошлем по железной дороге и пунктам ГАИ. В ближайшие области тоже. Так что, Макар Дмитриевич, не переживай… — Ерохин вновь наполнил свою рюмку. — Все будет чин-чинарем.

— Что вы нашли? — глухо повторил Макар.

— Ключ.

— Ключ? Какой ключ?

— От квартиры Горецкой.

— А почему ты думаешь, что это именно тот самый…

— Так мы уже съездили на квартиру твоей родственницы, и все проверили. Вошел как по маслу.

— И где вы его нашли? — Рука Макара потянулась к бутылке, но Ерохин отодвинул ее чуть в сторону и покачал головой.

— Лежал под вещами. Наверное, когда собиралась в спешке, обронила.

— Так замок, вроде, сломан был…

— Специально, я думаю. Чтобы увести следствие по ложному следу.