только с раздражением, мне и бурной радостью бороться придется, если они на меня одинаково действуют! Ведь дала же себе слово даже в мыслях никого больше не обзывать, а тут вслух…

— Не обращайте внимания, — смущенно пробормотала я. — Со мной иногда случается — я иногда, очень иногда, Ангелам другие … дополнительные имена придумываю. Вернее, как-то само собой придумывается. Чтобы различать их.

— Так кто такие колибри? — прищурился он.

— Другие студенты, — неловко буркнула я.

Он издал какой-то странный звук и снова тронулся в путь.

— А Вы знаете, — проговорил он задумчиво через несколько мгновений, — это Вы очень точно подметили. Меня вообще удивляет, как они сюда попали. Типичные представители рода человеческого — могут существовать только в стае, а за ее пределами словно в пространстве растворяются. А как Вы преподавателя назвали? — тут же спросил он, не дав мне возразить.

— Индюк, — ответила я, чуть приободрившись от неожиданного комплимента.

Необычный Ангел рассмеялся — у него и смех необычным был, таким же прозрачным, как и он сам.

— Еще точнее! — ободрительно кивнул он. — А меня?

Разумеется, в памяти у меня тут же всплыло слово, которым я назвала его всего один раз при нашей первой встрече. Я уже открыла было рот, чтобы сказать, что не помню, но память мгновенно метнула в меня еще одним словом — «ложь», и я мысленно поежилась. Это слово вызвало у меня полное отторжение.

— Вы только не обижайтесь, — неловко проговорила я. — Я Вас тогда еще совсем не знала…

Он молча смотрел на меня со странным выражением на лице.

— Тень, — со вздохом призналась я.

Он чуть склонил голову набок, словно вслушиваясь в это слово.

— Интересно, — произнес он наконец. — Опять в точку. Мне нравится это имя, я бы сам лучше не придумал. Да у Вас просто талант — Вы не против и дальше меня так называть?

Я отчаянно замотала головой, окончательно смутившись от нежданной похвалы.

— А как Вы себя называете? — вдруг снова спросил он, прищурившись.

Теперь остановилась я. Никак. Себя я никак не называю. Почему? И в зеркало себя каждый день вижу, а никаких ассоциаций не возникает. Неужели во мне вообще ничего нет, что хоть как-то определить можно?

Я вдруг вспомнила, что тот сумасшедший Ангел называл меня каким-то именем. Я даже не запомнила его. В этом, наверно, была еще одна причина моего раздражения. Я ведь никому не навязываю те названия, что мне в голову приходят, так с какой стати мне имя присваивать, меня не спросив?

Он появился, словно только и ждал того момента, когда я о нем вспомню. Этот сумасшедший. Ступил из-за дерева на дорожку в нескольких шагах перед нами, и меня снова обдало волной агрессии. Концентрированной. Словно он ее копил все то время, пока я в лес-парк-сад не выходила.

Хотя нет. Он стоял там, молча, неподвижно, уставившись тяжелым взглядом не на меня, а на моего спутника. Тот тоже замер — до такой степени, что словно слился с окружающим миром — опустив глаза и вжав голову в плечи.

— Давайте пойдем домой, — негромко сказала я ему, осторожно дотрагиваясь до его руки и косясь в сторону источника агрессии. — Придем в другой раз, когда здесь будет спокойнее.

Краем глаза я заметила, что сумасшедший Ангел исчез. Он просто исчез. Не ступил назад за дерево, не скрылся за другим — в какой-то момент его просто не стало. Нервно стреляя глазами по сторонам, я нетерпеливо дернула своего спутника за рукав.

— Да, — отозвался он, развернулся одним деревянным движением и такими же шагами пошел к нашему зданию. На все мои попытки разговорить его он отвечал сухо и односложно.

Когда мы добрались до изгороди, он сказал мне, что поищет выход из своего дворика и тут же пошел вдоль кустарника, даже не кивнув мне на прощание.

Я вернулась к себе в комнату в таком раздражении, что оно определенно уже другим словом называлось. Вот если это не дискомфорт, то я тогда не знаю, что это!

До самого начала занятий я составляла запрос к своей женщине-Ангелу с просьбой навестить меня. Хорошо ей было говорить: «Просто отправьте мне запрос», но как к ней обратиться? Так, чтобы понятно было, кого я приглашаю.

В результате короткая вежливая строчка вылилась у меня в витиеватое описание, с которым люди к своим монархам обращаются. С описанием ее внешности, одежды, примерного времени ее разговоров со мной и их длительности.

На следующий день я преподавателя в пол-уха слушала, с нетерпением дожидаясь конца занятия. Отправив, наконец, свой запрос, я замешкалась, неуверенно поглядывая на странного Ангела. Он в тот день вообще ни разу не пошевелился и, встав, направился к выходу с опущенными глазами.

— У Вас все в порядке? — обеспокоена спросила я.

— Да, спасибо, — ответил он с той отстраненностью, которая отличала его в начале нашего знакомства.

— Не обращайте внимания на этого павлина, — постаралась я шуткой развеять его отчужденность. — Обычно там очень хорошо гулять.

— Я бы его скорее коршуном назвал, — ответил он с холодной неприязнью.

— Да какой он коршун! — отмахнулась я. — Павлин самый настоящий. Он там какого-то другого Ангела ищет, однажды меня за нее принял.

— Вы его раньше видели? — вдруг остро глянул на меня необычный Ангел.

— Да, и еще тогда подумала, что у некоторых Ангелов скверные человеческие привычки остаются, — ответила я, стараясь направить разговор в русло наших, уже привычных дискуссий. Чтобы он не вздумал их прекратить.

— А Вы не помните, когда? — Он смотрел на меня все так же пристально.

Я задумалась. Мне казалось, что то столкновение с первым в моей жизни неуравновешенным Ангелом произошло уже очень давно, но когда именно? Нет-нет, полная потеря памяти осталась в земной жизни — это ведь там у меня ничего стоящего не было!

— А! — вспомнила я, наконец. — В тот день у нас как раз предыдущий курс закончился — по истории, который Вы пропустили.

Лицо у странного Ангела снова превратилось в застывшую маску.

— Вы знаете, — чуть погодя, медленно произнес он, — честно говоря, я бы предпочел вернуться к своим тренажерам. Я думаю, в моем случае, если бы такие прогулки были полезны, мне бы предоставили более простой доступ к ним.

И он ушел, едва кивнув мне на прощание.

Я еще некоторое время стояла в той аудитории, поворачивая в уме и так, и сяк его последние слова. У меня осталось стойкое впечатление, что в них был какой-то скрытый смысл, но разгадать его мне никак не удавалось.

В конце концов, решив отложить решение этой