– Мне трудно даже это описать. Но это было здорово.

– Может быть, это можно описать словом «блаженство»?

– Хм-м, пожалуй, можно, но на самом деле было даже круче.

– А теперь представь себе, что это состояние длится вечно. Это и называют нирваной. Разве тебе не хотелось бы пребывать в вечном блаженстве без мыслей, без эмоций, без желаний?

– Если честно, то нет. Как-то это скучно, что ли. Вообще, всё вечное – это не по мне.

– Это потому что ты не Наблюдатель. Ну-ка, припомни, что является для бонпо мотивацией для развития.

– Это я знаю. Они стремятся избавиться от страданий. А-а-а, понятно, так это оно и есть.

– Верно, в Игре в Реальность отсутствие страданий невозможно. В ней действует непреложный закон, если хочешь, алгоритм, предусматривающий, что у любого явления существует его противоположность. Поэтому достичь счастья в Игре можно только в том случае, если ты познал страдание. По сути это одно и то же явление, только в двух своих крайних проявлениях. Для познания явлений в Реальности тебе всегда нужна точка отсчёта, иначе ты просто не сможешь оценить, с чем имеешь дело.

– Понятно. Выходит, если ты не хочешь страдать, то и счастья тебе не видать.

– Это верно, только если ты принимаешь участие в Игре. Но если ты выходишь за её рамки, то её законы перестают на тебя действовать. Вот это и делают Наблюдатели.

– Но Вы же сами говорили, Учитель, что не играть – это всё равно, что не жить.

– А разве можно назвать жизнью пребывание в нирване?

– Как-то это звучит депрессивно. Зачем Создателю такие Игроки? Какой от них прок?

– В том-то и дело, что, уйдя в нирвану, Наблюдатели перестают быть Игроками. Для Создателя они становятся бесполезны, как бы сопутствующие потери.

– В нашем мире это называют дезертирством, а то и предательством.

– Не забывай, что Наблюдатели знать не знают ни про какого Создателя, да и понятие Игры для них приравнено к страданию. Для них существует лишь собственное сознание. Следовательно, предать они могут только самих себя.

– Хитро́. Но тогда получается, что прок от Наблюдателей есть, только пока они ещё не достигли вершин своего развития. Какой-то одноразовый инструмент.

– У каждого свой путь и своя роль в Игре. Не следует осуждать то, что для тебя не предназначено.

Роб проснулся среди ночи от холода. Окно было распахнуто настежь, шторы раздвинуты, и полная луна, заглядывая в комнату, превращала ночь в волшебный серебристый полумрак. Роб лежал на спине совершенно голый, хотя вроде бы помнил, что ложился спать в трусах. Одеяло валялось на полу около кровати. Он хотел потянуться, чтобы укрыться, но обнаружил, что его руки и ноги привязаны шарфами к спинкам кровати. Из-за изголовья показалась фигурка Дэвики. Она тоже была полностью обнажена. Роб хищно усмехнулся.

– Так вот какие игры тебе по душе, моя радость,– подумал он.

Женщина приложила палец к губам, призывая его молчать, и завязала ему глаза ещё одним шарфом. Роб почувствовал, как от её прикосновения горячая волна поднялась в паху и прокатилась по всему телу. Дэвика забралась на него сверху и начала медленно и ритмично двигаться, постепенно ускоряясь. Роб попробовал присоединиться к её движениям, но она остановила его резким, почти грубым толчком в живот.

– Ничего не делай, пожалуйста,– в её голосе не было ни капли ласки,– просто лежи.

Роб послушался, недоумевая, что она затеяла. Через несколько минут его возбуждение достигло апогея. Однако Дэвика не дала возбуждению возможности перейти в оргазм. Она прекратила свои движение, и Роб почувствовал, как её пальцы довольно чувствительно нажимают на нервные окончания на его бёдрах. От этого горячая волна откатилась, но совсем не спала. И всё повторилось снова. Дэвика поднимала его на вершину блаженства и спускала вниз. Постепенно взлёты и спуски стали более плавными, и Роб как бы завис в состоянии блаженного транса, напрочь потеряв связь с реальностью. Сколько это длилось? Неизвестно, время просто перестало существовать. И всё же в какой-то момент парню удалось вынырнуть на поверхность. И тогда он ясно осознал, что у него больше нет сил выдерживать эти качели, что он сейчас потеряет сознание, либо его сердце просто остановится.

– Хватит, Дэви,– взмолился Роб,– я больше не могу. Отпусти меня, пожалуйста.

Его мольба не произвела на его возлюбленную никакого впечатления. Она продолжала свой странный танец и даже не сбилась с ритма. Роб разозлился и попытался сбросить с себя голенькую богиню. Но не тут-то было. Тело его не слушалось. Оно стало, словно ватное, накатила усталость. Роб понял, что сил у него совсем не осталось, причём в прямом смысле, а не фигурально.

– Ты меня убиваешь,– прошептал он, всё ещё надеясь на здравомыслие своей возлюбленной.

И сам не узнал свой голос. Сердце колотилось, как будто он бежал стометровку, дыхание сделалось прерывистым и поверхностным. Бороться за жизнь расхотелось.

– Пусть убивает, если ей так хочется,– безразлично подумал Роб, проваливаясь в небытие.

Дэвика даже не заметила, что он потерял сознание. Она и сама пребывала в трансе. Когда Учитель взял её за плечи, женщина даже не вздрогнула, просто замерла и уронила голову.

– Что ты делаешь,– прикрикнул на неё Учитель,– ты действительно решила его убить?

Он стащил Дэвику с тела Роба и швырнул её на пол. Она осталась сидеть без движения, как упала. Учитель подошёл к распростёртому на постели безжизненному телу своего ученика и двумя пальцами нащупал пульс у него не шее. Пульс был едва слышный и неровный.

– Я больше никогда не буду этого делать, никогда, слышишь,– прошептала Дэвика, и разрыдалась.

Учитель поднял женщину с пола и завернул в покрывало.

– Иди, выпей горячего сладкого чая,– приказал он,– у тебя тоже упадок сил.

Он вернулся к Робу, отвязал его от кровати, потом укрыл одеялом и затворил окно. Лицо на подушке в лунном свете казалось прозрачным, дыхания было совсем незаметно.

– Ты выпил его досуха,– в глазах Дэвики появился ужас. – Теперь он умрёт.

– Ты сама виновата, нужно было раньше остановиться,– раздражённо бросил Учитель.

– Я же была в трансе,– простонала женщина сквозь слёзы,– почему ты сам меня не остановил?

– Не хнычь,– в голосе Учителя прорезались командирские нотки. – И марш на кухню за чаем. Мне ещё не хватало тебя откачивать.

Когда Дэвика ушла, Учитель присел на край кровати и, приподняв голову Роба, положил свою правую руку ему на грудь в область сердца.

– Извини, дружок,– пробормотал он,– немного перестарался. Но ты же ещё жив, и не вздумай умирать. У меня на тебя просто грандиозные планы.