у всех черкесских племен пользовались такою же властью и влиянием в народе, как и у абазинских. Но около половины прошлого столетия в обществах адыге совершился переворот, в котором эти сословия лишились своих преимуществ перед другими и уравнялись в правах с тхлохотлями, сделавшимися по своей многочисленности первенствующим сословием.

Бывшая аристократическая партия черкесов почти до переселения в Турцию не оставляла своего желания восстановить утраченные права. Несколько раз она даже обращалась к русским с просьбою помощи в этом случае, с обещанием признать власть правительства. Но, уличенная другими сословиями в таких переговорах, была призываема на суд народного собрания и подвергалась большой пене.

* * *

Упорное, хотя и медленное наступление наших отрядов в глубину гор западного Кавказа в 1862 году вызвало энергическое сопротивление черкесов. Убыхское племя, согласно положения меджлиса, или народного собрания, отправило к абадзехам от 4,000 до 5,000 человек пеших и конных.

Для объяснения значения народных собраний горцев, организованных в последнее время их борьбы с русскими, я сделаю небольшое отступление от нити рассказа. В письме старшин черкесских к великобританскому консулу, имевшему в то время постоянное местопребывание в Сухуме, говорилось, между прочим, следующее: «В 17-й день зихильджа 1277 года (13-го июня 1861 года) все черкесы были приглашены на совет и единогласно решили: учредить чрезвычайный союз и не отставать от него, с тем, чтобы сохранять порядок внутренний, а отступающих от союза наказывать. В черкесском владении учрежден меджлис из 15 улемов и умных людей. Этому меджлису дано звание: «Великого и свободного заседания». По повелению же меджлиса, учреждено в нашем крае 12 округов. В каждом округе определены: мухта и кади, а также и мухтар (старшина), под названием заптие. Они должны исполнять повеления меджлиса и действовать заодно с «Великим заседанием». Во владении же черкесском от каждых 100 дымов взять по пяти всадников и по одному заптие, чтобы они исполняли предписания окружного мекхеме по сбору доходов и распределению податей» (Письмо это, писанное на турецком языке, случайно попалось в руки русских властей. Нужно полагать, что документ этот еще нигде не напечатан.).

Появление войск левого фланга со стороны Кавказской линии, у самой подошвы главного хребта, всего в двух-трех переходах от земли убыхов, подало повод к чрезвычайному собранию меджлиса. В нем постановлено было:

1) Отправить посольство в Константинополь, Париж и Лондон, с просьбою о заступничестве держав. Для покрытия же расходов этой дипломатической миссии, наложить на все население от Туапсе до Адлера денежный сбор по 50 коп. с дыма.

2) Обнародовать призыв к священной войне (газават) и отправить в землю абадзехов, на все лето, несколько тысяч человек.

3) Понудить к такому же содействию и племя джигетов.

В скором времени, по прибытии убыхов в землю абадзехов, в одной из жарких стычек с нашими войсками, они потеряли убитыми и ранеными до 60 человек из лучших фамилий и, несмотря на этот урон, вновь принесли присягу действовать еще с большею настойчивостью.

Чтобы не ослаблять себя и не подавать повода мало преданным делу союза к отлучкам, они единогласно решили, вопреки народному обычаю, не отправлять в землю свою убитых и раненых. Вместе с тем, назначено посольство в землю джигетов, которое обязано было в самых сильных выражениях представить им положение дел и потребовать от них 2,000 чел. на помощь, с угрозою непримиримой вражды за неисполнение просьбы.

Чтобы хотя немного отвлечь внимание горцев, скопившихся уже в больших массах, от всех обществ западного Кавказа против войск левого фланга, кутаисский генерал-губернатор решился произвести диверсию на какой-нибудь из прибрежных пунктов Черного моря, заселенных племенем непокорных горцев. Решено было сделать высадку на урочище Псахе, против зданий меджлиса, расположенных не в далеком расстоянии от берега и не в середине селения, а только близ него.

Ночью суда вышли из гагринского рейда и прошли вдоль берегов. Целью предварительной рекогносцировки было осмотреть место предполагавшейся высадки. Дойдя до бывшего форта Головинского (При речке Субаша или Шахе.), суда поворотили назад; корвет, уменьшив пары и подняв паруса, медленно шел в обратный путь. Шхуна держалась дальше в море и шла также самым малым ходом.

За все время нашего плавания, на море почти не видно было других судов. Изредка где на горизонте забелеется парус коммерческой шхуны; в это время года, при непостоянстве ветров, суда нашего черноморского и азовского каботажного флота мало показывались близ берегов непокорных горцев. Зато часто подходили к этим берегам турецкие кочермы, с контрабандными товарами. Для безопасности плавания, они большею частью избирали ночное время и приставали при устьях рек или в местах, где можно было скрыть на берегу вытащенное из воды судно, чтобы оно не могло быть замечено нашими крейсерами. По малочисленности военных судов, находившихся на Сухумской и Константиновской морских станциях, воспрепятствовать этому не было никакой возможности. Да и многие из кочерм имели от консулов, в Трапезонде, Батуми и Керасунде, коносаменты и накладные на товары, будто бы, следовавшие в Керчь и Анапу. Представив при встрече с нашими крейсерами эти документы, владельцы кочерм улучали время, когда близ берегов не было военных пароходов, и приставали вместо пунктов, указанных в документах, к черкесским берегам.

В начале 1862 года производились особенно деятельные сношения горцев с Турциею, откуда получалась также военная контрабанда в виде оружия, пороха и проч.

Взамен товаров, привозимых горцам, турки вывозили невольников и местные произведения края, в том числе значительное количество кукурузы. Несмотря на небольшое население, хлебное зерно отправлялось даже и в Абхазию. Так, в один неурожайный год, в это владение привезено кукурузы и других сортов хлеба из обществ Джигетии и земли убыхов столько, что его достаточно было для прокормления Бзыбского, Сухумского и части Кодорского округов, и только небольшая часть последнего получала этот продукт из Мингрелии и Самурзакани.

Около трех часов пополудни 18-го июля, корвет и шхуна снова входили в гагринский рейд.

Вечером, часов около десяти, началась посадка стрелковой роты Гагринского батальона, на транспорт «Эльборусъ». В половине одиннадцатого, эскадра снялась с якоря и вышла в море, впрочем, не теряя из виду берегов. Мы подвигались вперед медленно, да и поспешать к месту предполагавшейся высадки не предстояло надобности; можно было дойти до утра, двигаясь самым малым ходом.

О том, куда идем и зачем, в то время знало только начальство, да, вероятно, проводник, взявшийся указать избранный пункт; для всех же остальных это было пока тайной. О предстоявшем толковали не только офицеры, но и солдаты, расположившись на палубе сидя и лежа группами. Немногие из них спали, придерживаясь, вероятно, малороссийской пословицы: що було, то бачилы, а