Когда Вань-Ваня протащили через арку на носилках, подняли на руках по лестнице на этаж, Инна пришла, вроде как по-соседски. Не посторонние люди ведь.

– Спьяну, что ли? – спросила она.

– Я человека спасал, – ответил он.

Инна Львовна не поверила Вань-Ваню и была права. В рейсе Вань-Вань надрался как скотина и свалился за борт, где ему винтом отрезало ноги. Про то, что он услышал крик и кинулся спасать человека, это не он придумал, а за него придумали, чтобы происшествие замять. А Вань-Вань вроде как и поверил в то, что слышал крики о помощи.

Вань-Вань думал, что Инна его пожалеет и согласится на сожительство – постоянная баба в его положении ему была необходима. Но она отказалась.

– Ну и дура, – спокойно сказал Вань-Вань, – я-то один не останусь.

– Кому ты нужен? Ты ж ничего не можешь.

– У меня ног нет, а все остальное – работает. Показать?

– Другим бабам показывай.

Два месяца Вань-Вань пил по-черному. Потом взял себя в руки и начал учиться ходить, то есть передвигаться. Сначала потихоньку, по квартире, потом стал по лестнице спускаться, зарядку делать, мышцы качать. Затем экспериментировал с резиновыми набалдашниками и размером костылей. Сначала на ручки одеяла наворачивал, чтобы мягче было. А потом стал плюшевых медведей вспарывать.

Баба нашлась. Местная шалава Снежана. Она с ним и по любви, и за деньги. Спала за деньги, убирала, готовила, продукты носила – по любви. Или наоборот. У Вань-Ваня пенсия по инвалидности капала приличная, да еще он подвизался у местных парней катамараны чинить. На море всегда дело найдется, особенно в сезон. Он и рейсовый теплоход водил вдоль берега, когда Сан Саныч в запой уходил.

Они с Вань-Ванем с детства вместе, и в мореходке вместе. Сан Саныч вернулся, женился на Наташке, троих детей нарожал. Наташка его при себе держала. Вот и водил Сан Саныч водное такси «Люба Шевцова», которое ласково называл Любаней. Сан Саныч вслепую мог теплоход провести, сколько раз пьяный в хлам мимо скал тютелька в тютельку проплывал. Но возраст брал свое. И Сан Саныч после того, как в шторм чуть не напоролся на байдарочников, перепугался не на шутку. Бухать не перестал, но подстраховывался – брал с собой Вань-Ваня. Для него даже специальное сиденье оборудовал, чтобы было удобно за штурвал держаться. Вань-Вань любил заплыть подальше и постоять, чтобы отдыхающие дельфинов увидели. Даже в шторм вел Любаню мягонько, аккуратненько, ни одного ребенка ни разу не стошнило.

Когда у Вань-Ваня юбилей был – пятьдесят лет, все местные скинулись и лодку ему подарили. С тентом для тени. И у него новая жизнь началась. Он стал возить частных туристов – кого на рыбалку, кого просто покатать, кому подальше, кому поближе. Пацаны ему клиентов и подгоняли. Так что все хорошо у Вань-Ваня было. И Снежана не жаловалась. Прижилась как гражданская жена. Хорошая, кстати, баба оказалась. Добрая, не скандальная. Детей только не могла иметь. А Вань-Вань и не требовал. Так что жили спокойно. Снежана знала и про Инну, и про кошек, и про медведей плюшевых.

Вань-Вань тоже со временем стал Снежану ценить. Даже уважать. Наверное, и любил по-своему. Получалось, что у него все хорошо, а у Инны – плохо. Все целку-недотрогу из себя строит. А может, и целка до сих пор. Вань-Вань сморщился – он не любил неопытных, с ними хлопот много. Ему нравились прожженные бабы, вроде Снежаны, которые сами все делали – быстро и качественно. Проституток Вань-Вань очень уважал за профессионализм. И болтают мало. А если говорить начинают, то им можно и в рыло дать. Сразу же замолкнут. Снежане он иногда припечатывал по пьяни да сдуру, но не сильно. Любя. Она не обижалась. Фингал замалюет, замажет, очки нацепит и на работу идет. Снежана стала экскурсии продавать. Место ей хорошее досталось, рядом с Домом творчества. А если рядом с Домом, то вроде и экскурсии другие, лучше, чем у других. Снежана хорошо продавала – умной оказалась, знала, кому что сказать. Да у нее такой опыт, какого ни у одной бабы нет. А если с детьми подходили, так Снежана и вовсе таяла – она детей любила. Инна тоже бездетная, а детей ненавидела.

Снежана, если с детками клиентки, к Вань-Ваню отправляла – чтобы хорошо покатал, дельфинчиков показал. А в лодке всегда и водичка, и влажные салфетки, и конфетки. Бутылочка вина для мамаши. Вань-Вань очень Снежану ценил – за деловую хватку, за понимание, за то, что все предусматривает. Снежана была крестной двух младших детей Сан Саныча – она с Наташкой сдружилась. И вроде как реализовала свои материнские инстинкты. Хотя бы как крестная. Она и постилась, в церковь ходила, грехи замаливала. Но Вань-Ваня не дергала, не привлекала. Умная баба.

Молилась за всех. Даже за Инну. Что взять с больной? Ведь Снежана сразу сказала, чтобы Вань-Вань с Инной помягче был, не связывался. От греха подальше. А то, что она делает, это все от бесов. Бесы в ней. Ее бы в церковь, чтобы бесов прогнать да отчитать. Но ведь не пойдет.

Про остальное Вань-Вань, конечно, слышал, слухи-то живут долго, но к сердцу близко не принимал. Снежана не сплетничала, с Инной приветлива была, когда в арке сталкивалась, улыбалась. Инна Львовна ее ненавидела – Вань-Вань точно это знал. Да и Снежана знала. Но улыбалась.

– Не надо, а то хуже будет, – говорила Снежана Вань-Ваню, когда тот возвращался домой, похоронив очередную кошку.

– Она чокнутая, ей место в психушке!

– Да, только как докажешь?

– Докажу!

– Она же не людей убивает, а кошек. Бездомных. Если бы людей, тогда да.

– Она ненормальная.

– Я ее боюсь, – призналась Снежана. – Она и на нас может написать.

Они все были разными. Галя оказалась пластилиновой, мягкой. Нашла отдушину в цветах. Тетя Валя – в кастрюлях. Снежана – в Вань-Ване, а Вань-Вань в своей лодке. Они были тягучее и мягче, чем растоптанный резиновый набалдашник на колене Вань-Ваня. Старое не помнили. Ильич же и Инна Львовна – прошлым жили. Ильич часто фотографии того времени рассматривал.

– А помнишь, как … – иногда спрашивал он у Галины Васильевны.

– Не помню, не хочу, даже не начинай, – отмахивалась она.

Инна Львовна все помнила, до последней детали. Она была злопамятна и мстительна. И у нее ничего не было, кроме ее умения, отточенного временем, писать доносы. И главным врагом для нее так и остался Ильич. Врагом, который не понес заслуженного наказания. А значит, она должна писать, чтобы призвать к ответу, довести до сведения, раскрыть глаза на преступление и так далее.

Вот и сейчас, оставив в покое обгрызенный кончик ручки, Инна Львовна принялась писать – к ней пришло вдохновение. Идея была до гениальности проста. Как только раньше ей в голову не пришло? Даже лучше, чем про Катю и Славика. Куда лучше! Надежнее. Тут уж можно и в газету, и сразу в прокуратуру, чтобы наверняка. По двум адресам. Такой повод, что не придерешься. С какой стороны ни посмотри – все идеально. И она – как-никак научный работник, сохраняет наследие, специалист. Ну да, про Катю со Славиком не надо. Сейчас модно детей больных любить да всяких сумасшедших опекать. Раньше-то по-другому было. Если ребенок – дебил, так все и говорят, что дебил. А сейчас? На пляже и в столовой никому замечание не смей сделать, косо не посмотри. А они едут и едут со своими выродками. Раньше дома таких детей держали, лишний раз на улицу не выводили, а сейчас – пожалуйста. И в столовую, и в ресторан, и на общий пляж, и даже на концерт, чтобы музыку ребенок слушал, развивался.