Скорый поезд тронулся и покатил на северо-восток.

Был один час пятьдесят минут. Госпожа Погоня горела нетерпением начать обставлять временное культовое помещение. Воскресив в памяти картинки телевизионных новостей — как на театре чеченской войны православная церковь в неказистых военных палатках совершала церковных обряды, — она почти успокоилась и уверовала в легитимность предстоящей церковной церемонии, а посему всем сердцем желала помочь отцу Алексию.

Через пятнадцать—двадцать минут должны были появиться молодожены. Но священник никак не хотел выходить из своего купе, а добрая христианка, донская казачка Любовь Погоня не смела потревожить почтенного иерея. Вспомнив благословение отца Алексия на помощь в подготовке вагонного помещения к брачному обряду, она начала разбирать огромный короб, чтобы понять, как и что необходимо расставить. Жажда христианской добродетели овладела госпожой Погоней. Очарованная самой идеей венчания, она осторожно, с каким-то трепетным чувством, стала извлекать из короба церковную утварь. Вещи, как и люди, имеют свою судьбу. А освященные церковью предметы конфессиональных ритуалов вызывают в добром христианском сердце особую остроту чувств. Ракладной столик она накрыла большим покровом и на него положила икону Пресвятой Богородицы — он смог бы служить аналоем. Запрестольный крест и семисвечник она поставила на штатный купейный стол. На нем же она установила иконки Спаса и Николая Угодника, дароносицы и дарохранительницу. Подсвечники, дикирий и трикирий, она установила на другом штатном столике. Сюда же были поставлены Святая Чаша, звездица и дискось. Так, следуя от фрагмента к единому образу, она по памяти расставила церковную утварь и предметы богослужения. После того как проводница зажгла свечи дикирия и трикирия и лампадки перед чудотворными иконами, произошло необыкновенное превращение небольшого вагонного пространства, еще минуту назад ничем особым не отличавшегося, в наполненное Божественным светом и духом изумительное помещение. Человеческая душа уже могла получать здесь Божественную энергию истины и вечности. Сдвоенное купе двенадцатого вагона стало святым уголком Вселенной.

Погоня знала: короткой дороги к Богу нет. С другой стороны, она чувствовала, что власть организует жизнь общества так, что в ней все меньше места остается благородству. «Ах, у меня самой, — размышляла она про себя, — нет никаких нравственных тормозов. Я согласна делать все что угодно, но не меркантильности ради, а больше по душевной расхлябанности… Ах, не знаю, что делать? И с Богом хорошо, и с дьяволом дружить неплохо. Когда думаешь о вечном — с Богом надежнее; когда перед тобой встают проблемы нашего российского быта — с дьяволом удобнее. Постоянная борьба между вечной мудростью и мимолетней радостью, между огнем, согревающим тело, и искрой, воспламеняющей душу. Ах, не знаю!..»

Размышления госпожи Погони прервал появившийся отец Алексий. Он был торжественно строг, его священнические одежды сверкали чистотой новизны, а камилавка и епитрахиль придавали его лицу вселенскую торжественность. «Вы так прекрасно, с таким знанием дела облагообразили помещение, что мне, перед совершением таинства брачного обряда, необходимо лишь освятить стены и крышу этого православного уголка. Вам не встречалась кисточка? Святую Чашу я вот вижу, а кисточки тут нет… Но вот она! Принесите, пожалуйста, графинчик воды. Вначале мне необходимо освятить воду, а затем помещеньице». — «Ах, конечно! Минутку». Господин Пирожков огляделся. Похоже, что все было правильно. Он вытащил из кармана шпаргалку и еще раз просмотрел, по каким канонам проходит брачный обряд.

Любовь Погоня принесла графин. Батюшка вначале освятил водицу, а затем кистью стал освящать стены православного уголка, произнося молитву: «Создателю и Содетелю человеческого рода, Дателю благодати духовныя, Подателю вечнаго спасения, Сам, Господи, посли Духа твоего Святого с Высшим благословением на вещь сию, яко да вооружена силою небеснаго заступления хотящим употребляти, помощна будет к телесному спасению и заступлению и помощи, о Христе Иисусе Господе нашем.

Аминь». Алексей Пирожков с торжеством в глазах трижды перекрестился, а госпожа Погоня стала на колени и отдала земной поклон.

Освящение — ритуал для русской души особенный!

«Поднесешь стопку отцу Алексию? — спросил он проводницу. — Перед богослужением сам Господь велел задуматься и отложить все дела мирские. А с помощью этого дела душа успокаивается. Себя не забудь, сударыня. Мне помощницей станешь, ктитором. Среди мирян — старостой. Провианта на борту множество всякого. Выбери самого лучшего и поднеси иерею. Ты теперь моя правая рука. Перед Богом в ответе за отца Алексия, за его душевное спокойствие, за здоровье праведное…»

Ровно через пятнадцать минут господин Алтынов очнулся от короткого сна. Счастливый сын азарта вновь ожил. Черные глаза, наполненные бесовской силой, загорелись неистовым блеском. Где-то глубоко в сознании он начал разговор с самим собой — на губах застыла улыбка радости, как перед премьерой нового спектакля. Молодой человек стал опять воспринимать мир как игровую площадку для своих безраздельных фантазий, где от святого до грешного был всего один шаг. У многих работают руки, но не голова; у других — значительно реже — голова, а не руки. Господин Алтынов был очень редким человеком, у которого замечательно работала голова, а руки великолепно исполняли тайные команды мозга. Непрерывные сделки с совестью он воспринимал как игру фантазий, как дань бессовестной реальности. Истоки эгоистических побуждений господина Алтынова к вечной игре и умение наслаждаться воплощением своих драматургических замыслов лежали в причудливости русского характера. Подобно тому, как за лицом Моисеевым скрывается женское тело, так за мягкостью манер молодого человека прятался талантливый, беспощадный игрок.

Полностью придя в сознание, господин Алтынов протер влажной салфеткой лицо. Никаких сомнений он не испытывал: надо было брать Юлию Боярову и вести ее под венец. Лучше сто дней упорядоченной личной жизни с милым, пока еще совершенно загадочным, нераскрытым существом, чем случайные встречи с однодневными, опасными для плоти бабочками, которые, подобно саранче, заполонили просторы от Балтики до Тихого океана. Молодой человек встал, размял тело и быстро направился в восьмой вагон. Перед ним сейчас стояли целые вереницы вопросов: где и в каком состоянии Врубельская? Как Боярова? Каково психическое состояние публики после обнародования итогов «Букмекерского экспресса»? Поднялся ли в поезд священник? Готово ли все к проведению обряда венчания? Необходимо также было рассчитаться с милиционерами и узнать о планах Сутыгина. Решать свои проблемы он начал с девятого купе восьмого вагона. «Желаете приобрести дом в деревне?» — назвал он пароль. Дверь тут же открылась. Прямо с порога на него смотрели доверчивые, спокойные глаза великана, юного сержанта милиции. «Как дела, друзья?» — «Все спокойно». — «Так не бывает, это временное затишье. Вы до какой станции сопровождаете поезд?» — «До конечной. Выигрыш принесли?» — «Принес вам дом в деревне!» — «Ух, здорово! Ваша женщина на третьей полке отдыхает», — милиционер излучал искреннюю радость. «Мне тоже?» — осторожно спросил прапорщик. «Как обещал, обоим. Получайте! Жду приглашения на новоселье», — молодой человек отсчитал по полторы тысячи долларов. «Она спит?» — «Видимо, утомилась. Сразу заснула», — сказал прапорщик. «Прекрасно! Я к вам еще зайду. Помните наш уговор: моя женщина должна быть в полной безопасности. Если почувствуете что-нибудь неладное, срочно сообщайте мне. Я в двенадцатом вагоне. Спросите Погоню. Она меня найдет. Побежал».