Скорый поезд «Тихий Дон» «Ростов — Москва» громыхал уже совсем близко, а его прожекторный луч слепил взволнованные лица персонажей, мечтающих посвятить себя православному Богослужению. Господин Пирожков уловил ход мыслей своего приятеля и решил с этого момента признавать его дьяконский сан. «Вы, дьякон Никанор, поднесите отцу Алексию на дорожку. Впереди у меня восемь Богослужений: полунощница, обряд брака и венчания, утреня, первый час, третий час, шестой час, девятый час и Божественная литургия. Боюсь, силенок не хватит. Душа только заряжается энергией Святых книг… По примеру Моисея, который при описании Божественного сотворения мира каждый новый день начинал с вечера, и я первый день на пути к святости хочу начать с водочки, с белого вина нашего российского. Как на плечах поверх саккоса епископы носят омофор, так и я желаю на плечах своих понести к поезду ящик водочки — аккумулятор, многократно мною испробованный, — чтобы с ее помощью отыскать и воскресить в себе евангельскую доброту». — «Я никак вам, батюшка, не разрешу на спине водку носить. На вас же платье священное…» — «Прав ты, дьякон Никанор… Нести мне свой наперсный крест. Нести еще долгою дорогою. На двух заповедях — на любви к Богу и ближнему — утверждается весь закон, подлинная и истинная жизнь. И вину белому, нашему российскому, в ней места нет. Завтра предам я анафеме питейный кураж. А сейчас, дьякон Никанор, поднеси иерею стопку, агент работодателя завез провианта немерено. Уж поезд подходит, звуки клироса пора включать, из различных канонов ирмосные песни распевать. Начнем с типикона. Подай быстрее стопку, дьякон, не то прокляну, как дьявола!» Дьякон Никанор, он же Никанор Григорьевич Пуговкин, в знак смирения поклонился в пояс и с сервильным выражением лица молниеносно подал на дискосе отцу Алексию посеребренную чарку с водочкой. Господин Пирожков поежился, как от подреберных почесунчиков, и со словами из проскомидии: «В воспоминании Господа и Бога, и Спаса нашего Иисуса Христа.

Аминь» — проглотил опасную жидкость. «Божественный напиток, а апостолы считают его дьявольским… Пора, дьякон Никанор. Я беру с собой музыкальный ящик. Все остальное мне нести никак не положено. Тащи все сам в двенадцатый вагон. Поезд уже останавливается». И Алексей Алексеевич Пирожков, он же отец Алексий, широким шагом заторопился к указанному в билете вагону. Слабый ветерок поднимал епитрахиль, и она ласковым прикосновением обвивала его шею. В ушах начался трезвон — звон во все колокола от малого до великого с небольшим перерывом трижды. Эти божественные звуки победы жизни над смертью, вечной нескончаемой радости в Царстве Христовом наполняли сердце господина Пирожкова возвышенным волнением.

Южнорусский люд более набожен, чем жители других регионов отечества. Тут православие живет в каждой душе человеческой. Поэтому, когда Любовь Погоня осмыслила сказанное Алтыновым о предстоящем обряде венчания в поезде, во вверенном ей вагоне, ее охватил страх. Такого она никогда не слышала. Однако присутствие священника отчасти мирило ее с происходящим. «Если святой отец дал согласие на проведение обряда венчания в вагоне поезда, — думала она, — значит, Русская Православная Церковь проводит внутренние реформы». Сомнения обуревали Любовь Погоню, но симпатии к Юрию Алтынову, глубокое уважение к служителям церкви и священным книгам, а также немалое вознаграждение перевесили — она решила действовать. Как ортодоксальная христианка постсоветского образца, Погоня взяла в свои руки организационную часть брачного обряда. В ее распоряжении оставалось около часа. Одного купе было явно недостаточно. Алтынов тогда небрежно бросил, что священник всю церковную утварь принесет с собой. Необходимо разобрать перегородку между третьим и четвертым купе. Главное — должно быть найдено место для церемонии… Погоня уже бежала за слесарем поездной бригады Дорежаповым. Именно ему она сунула триста рублей и дала срочное задание: убрать перегородку. Из тринадцатого вагона она принесла цветы, оставшиеся от пассажиров; из одинадцатого — церковное вино Кагор, подаренное ее коллеге; из ресторана — бокалы, тарелки, вилки и плитки шоколода. Из восьмого, от начальника поезда — коврик, из пятнадцатого, бельевого, — чистые простыни. Она вспомнила, что иереи переодеваются в ризнице, отделенной от алтаря. Это обстоятельство натолкнуло ее на мысль прибрать соседнее, пятое купе. По ее мнению, там смог бы разместиться сам священник. Если иерей прибудет не один, а с сопровождением, то у нее останется всего один резерв — девятое купе.

В час тридцать ночи Любовь Погоня была готова принять дорогих гостей. Она выпила рюмку ликера «Амаретто» и направилась к начальнику поезда. Через десять минут на станции «Пенза» она должна была в составе команды скорого поезда номер девять появиться у дежурного по вокзалу, чтобы узнать дальнейший маршрут.

К двенадцатому вагону по платформе торопились три человека: проводница Любовь Погоня, господин Пирожков, он же отец Алексий, и чиновник областного пожарного ведомства Никанор Пуговкин. Госпожа Погоня никак не могла пробиться сквозь разгулявшуюся в азарте толпу. Она была вынуждена выйти из вагона-ресторана и бегом направиться к своему вагону, чтобы вовремя встретить местного священника. Едва она ступила на перрон, как увидела идущего широким шагом батюшку. В полумраке платформы явственно отсвечивали золотые нити фелони, поручей и набедренника. Длиннющий подризник волок за собой летнюю пыль перрона. «Доброе утро, батюшка. Вы не ко мне спешите, в двенадцатый?» — «К вам…» — Пирожков хотел сказать «милая», но вовремя спохватился. «Необходимо менять лексику», — подумал он. «К вам, сударыня, к вам». — «Ах! Мы вас ждем, отец… прошу прощения?» — «Алексий». — «Отец Алексий, вы один?» — «Нет, сударыня. Тут мой помощник на общественных началах, дьячок местного прихода Никанор Григорьевич. Он понесет необходимую для богослужения церковную утварь». — «Он поедет с вами?» — «Нет, сударыня. Нынче приходский бюджет непозволительно худ. Дорожные расходы нам не по карману». — «Ах, как несправедливо и грустно. Я проводница вагона Люба Погоня». — «Прекрасно! Любовь— церковное имя. Бог такие имена любит. Молитесь. На вас снизойдет небесная благодать». — «Я молюсь, батюшка, регулярно в церкви бываю, иногда на клиросе стою». — «Так ведут себя праведные христиане. Готовы ли вы мне помочь? Необходимо все по канонам расставить. На это время уйдет». — «Под вашим руководством, отец Алексий, конечно, помогу. Самой мне трудно будет. Не все церковные правила постигла я». — «С Божьей помощью…» — «Вот ваш вагон».

Отец Алексий, он же Алексей Пирожков, взял за полу подризник и епитрахиль и поднялся в двенадцатый вагон. Любовь Погоня подвела его к пятому купе: «Здесь вы сможете отдохнуть и подготовиться к богослужению. Венчание будет проходить в укрупненном вагонном помещении. Это рядом с вами, первая дверь направо. Где разместить вашу утварь?» — «Пожалуйста, по соседству».

Погоня оставила иерея и направилась встречать его помощника Никанора Григорьевича. Весь церковный багаж они разместили в помещении, отведенном для обряда венчания.

Никанор Григорьевич Пуговкин, хотя и испытывал неодолимое желание стать участником предстоящего обряда, долго в вагоне задерживаться не посмел, так как поезд должен был стоять на станции всего десять минут. Он молча распрощался с проводницей — господин Пирожков так и не появился из своего пятого купе, — вышел и засеменил по пустой платформе станции «Пенза».