Доктор неопределенно хмыкнул.

— Вы не против меня поцеловать? Но сначала надо запереть дверь.

Он поднялся и запер дверь.

— Хотите, чтобы я все с себя сняла?

— Да.

— Вы не особенно разговорчивы, верно?

— Мы и так понимаем друг друга.

Она поднялась, и они поцеловались.

— Отвернитесь, — попросила она.

— Хорошо, — сказал он.

— Вы могли бы выключить верхний свет?

— Я выключу, — ответил он и выключил верхний свет. — А тот, другой, я лучше оставлю.

— Я не против этого света. Я имела в виду только верхний.

Через несколько минут она снова заговорила. Она лежала у него на кушетке, прикрывшись нижней сорочкой, под которой уже ничего не было.

— Вы тоже все с себя снимите.

— Я собираюсь это сделать.

Их соитие продолжалось недолго, и только когда он вошел в нее, она произнесла первые за все это время слова: «Господи, как мне этого не хватало».

— И мне тоже, — сказал он.

Когда они кончили, она спросила:

— Можно мне еще одну сигарету?

— Угу.

— Где вы живете? Все еще в отеле?

— Да.

— Очень жаль, — сказала она. — А вы когда-нибудь уезжаете из города? В Нью-Йорк или Филадельфию?

— С тех пор как я здесь поселился, только один раз.

— Я бы хотела, чтобы мы лежали на настоящей кровати и не надо было спешить.

— Но вы довольны, верно?

— Конечно. Разве по мне не видно? Вы же доктор.

— Но не в данную минуту.

— Приятно это слышать. А вдруг у меня будет ребенок?

— Будем надеяться, что нет.

— Будем надеяться, что так оно и есть. Я вам понравилась?

— Да.

— Настолько, что вам хочется встретиться со мной еще?

— Конечно.

— Когда?

— Ну… я точно не знаю. Вы сами решите.

— Через неделю?

— Значит, в понедельник? Хорошо.

— Мне прийти сюда с моим больным пальцем, или как?

— Приходите немного позже, после половины девятого.

— Как скажете. Мне тоже не хочется, чтобы кто-нибудь меня увидел. Я уважаемая вдова, у меня бизнес, и мне не нужны никакие сплетни.

— Это хорошо.

— И вы меня моложе. Я всегда считала, что женщина, которая… ну, наверное, это не имеет особого значения, верно?

— Нет, наверное, не имеет.

— Поцелуйте меня еще раз, и потом я, наверное, начну двигаться домой.

Он быстро поцеловал ее в губы.

— Только теперь понимаю, что я упустила за эти два года. Но у вас это, должно быть, было не так давно.

— Нет, — сказал он.

— Мужчинам везет. Если вдруг вас в следующий понедельник вызовут на дом, мы сможем встретиться через две недели?

— Я буду здесь.

— Наверняка?

— Ну если только не какой-нибудь несчастный случай или что-нибудь в этом роде.

— Мне уже хочется, чтобы наступил следующий понедельник, а это все еще этот понедельник. Если бы я могла пойти с вами в отель.

— А где вы живете?

— С отцом и матерью. Они оба дышат на ладан. За ними все время ухаживает медсестра.

Почти целый год Лотти и Ингрэм удовлетворяли потребности друг друга, и ни одна душа в Гиббсвилле об этом не знала. Он был первым и долгое время единственным мужчиной, приходившим к ней в квартиру, но она никогда не приглашала его на вечеринки, которые время от времени у себя устраивала, — вечеринки с покером, виски и пивом. Лотти и Ингрэм таки не влюбились друг в друга, и когда Ингрэм сказал Лотти, что собирается жениться на девушке с Лэнтененго-стрит, она втайне почувствовала облегчение. К тому времени их сексуальные отношения уже стали не более чем рутиной, и, кроме того, Лотти начинала с интересом прислушиваться к тому, что говорил Ллойд Уильямс, который стал завсегдатаем ее вечеринок с покером.

Ей было сорок один, когда она вышла замуж за своего ровесника, Ллойда Уильямса, и в их брачную ночь с изумлением обнаружила, насколько Ллойд был несведущ в вопросах секса. Лишь недели спустя она полностью и окончательно убедилась в том, что от Ллойда можно было ожидать только любовных игр, но никак не удовольствия от соития. Лотти слышала о подобного сорта мужчинах, а теперь она за такого вышла замуж. Два года она поддавалась его приемам, которые только возбуждали ее, но не давали ей полного удовлетворения. «Что с тобой? — бывало, спрашивал он. — Тебе же это нравится? Большинству женщин это нравится». Он сердился, расстраивался и впадал в отчаяние от того, что сердилась и впадала в отчаяние Лотти. Ее годы уходили, и она подумывала о том, чтобы его бросить, снова открыть свой шляпный магазин, но какое объяснение она сможет предоставить окружающим или даже своим приятельницам? Он не пьяница, не бьет ее, поселил ее в своем доме, и с общественной точки зрения он куда лучше Джимми Франклина. Но вот однажды случайно она узнала о нем то, что хотя и не принесло ей удовлетворения, но все же немного утешило.

— Разве у тебя никогда не было настоящего полового сношения с женщиной?

— Конечно, было, — сказал он.

— С теми шлюхами?

— Да, с теми шлюхами.

— Тогда почему ты не можешь этого со мной?

— Я не знаю, — сказал он.

— У меня ведь такое же строение.

— Мне и с ними это никогда не нравилось.

— Что же тебе не нравилось?

— То, как я это с ними делал.

— Обычным путем?

— Обычным путем.

— Зачем же ты это делал? Зачем ты вообще это делаешь?

— Я должен. У мужчин… есть желания. Когда у меня оно появлялось, я шел к шлюхе. Но этого я делать не хотел. Я хотел делать то, что я сейчас делаю с тобой.

— Почему же ты не можешь делать со мной то, что ты делал со шлюхами? Это то, чего я хочу.

— Я не могу сделать того, что ты хочешь. Я делаю то, что могу. Раз в месяц я ходил к шлюхам и получал удовлетворение — краткое. С тобой я не хочу получать удовлетворение — такого рода удовлетворение. Я хочу, чтобы ты получала удовлетворение. Почему же ты его не получаешь? Ты себя сдерживаешь.

— Но ты ведь делал это со шлюхами?

— Нет, я же говорю тебе. Я их ненавидел. А тебя я уважаю.

— Так вот что это такое? Уважение?

— Я никогда не сделаю этого со шлюхой. Никогда.