Когда каникулы кончились, я вернулся в Вестминстер в одиночестве. Теперь я узнал, какие чудесные письма пишет Кен, но они не могли его заменить. Без него оставалось только учиться да заниматься спортом. Так я и делал. Никогда в жизни я не мог бы стать героем школьного рассказа, не был героем и в глазах других школьников (или хотя бы одного школьника), однако в конце следующего летнего триместра я приблизился к этому, насколько вообще возможно. Меня только что приняли в школьную команду по футболу. В предпоследний учебный день в матче против «городских» я вывихнул палец. Подавая практически одной рукой, я выбил высший счет — тридцать девять очков. А на следующий день, красуясь рукой на перевязи, другой рукой я собрал все существующие награды по математике и был утвержден в должности главного помощника старосты на весь будущий год. Ощущение было потрясающее.

Значительно менее потрясающее ощущение я испытал, когда подал заявку на стипендию в Тринити-колледж Кембриджского университета и с треском провалился. Впрочем, это меня не слишком расстроило. Вестминстерская школа давала три стипендии в Оксфордский колледж Крайстчерч. Теперь самым важным было поступить в футбольную команду.

7

В 1899 году, во время рождественских каникул, я открыл в себе писательский зуд, который больше уж никогда меня не покидал. Не знаю, откуда это во мне взялось, а открытие мое случилось нечаянно и довольно странно. Этой истории я посвящу отдельную главу, хоть она, возможно, того и не заслуживает.

1

В сентябре 1899 года, накануне Англо-бурской войны, некий англичанин привез из Индии в Уэстгейт жену и детей. Двое мальчиков (восьми и двенадцати лет) поступили в Стрит-Корт, а две девочки (десяти и четырнадцати) — в соседнюю женскую школу. Договорились, что в каникулы о них всех будет заботиться мой отец, а собственные их родители вернулись в Индию.

Я узнал об этом, только приехав домой в декабре. Матушка ненароком упомянула Гиту, а я, весь еще в воспоминаниях о своей роли, немедленно поправил: мол, правильно — Гета. «Nunc illud est, cum si omnia omnes» и так далее. Тут матушка меня перебила, объяснив, что речь шла о старшей из двух сестер, Гите. Младшую звали Ирма. Тогда же нас и познакомили.

Все они были очень славные. Приехал на Рождество Кен, проходивший практику в юридической конторе в Уэймуте, и мы веселились вовсю. Однажды, когда Кен уже уехал, я случайно застал Гиту в муках творчества. Я подумал, что им задали какое-нибудь сочинение на лето, а оказалось, что она пишет письмо Кену. Я сказал: «Что тут трудного? Не знаешь, как слово какое-нибудь пишется?» Она вытерла испачканные в чернилах пальцы, убрала высунутый от усердия кончик языка и ответила, что сочиняет стихи. «Ой, Алан, помоги, пожалуйста! Ну никак не рифмуется».

Я посмотрел, что у нее пока получилось. Тема была выбрана удачно — такое дружеское поддразнивание, а вот исполнение хромало. Я подправил размер, сгладил самые заметные корявости и подобрал парочку рифм. То, что вышло, Гита переписала своей рукой и отправила Кену. Через несколько дней пришел ответ, который меня удивил: стихи в подлинном стиле Калверли[19]. Я и не знал, что Кен так умеет. В конце он прибавил: «Я все сочинил сам. Спорим, тебе помогали?»

Тогда я написал ему уже от себя и признался, что мы с Гитой работали в соавторстве. Желая показать, на что я способен, я вложил в конверт издевательские оды всем четверым нашим приятелям.

Из своего первого опыта юмористических стихов я помню всего несколько строчек — часть оды к Ирме, добродушной толстушке. Мы все ее очень любили.

В Голландии критерий красоты

Иной. У них не смотрят на манеры,

А в дамах ценят полноту. И ты

Была б у них Венерой!

Стихи вполне традиционные, если не считать злоупотребления таким поэтическим приемом, как анжамбеман. Но подобные вольности меня тогда смущали так же мало, как нынешних авангардных поэтов.

Кен удивился не меньше моего. «Боже правый, ты тоже умеешь!» — написал он мне. Засим последовало неизбежное: «Дафай фместе». И мы два года сочиняли шуточные стихи.

2

Сочинять шуточные стихи в соавторстве проще, чем это может показаться на первый взгляд. Здесь я не имею в виду ту легкость, о которой говорил еще один выпускник Вестминстерской школы, Уильям Купер, похваляясь, как легко написал «Джона Гилпина». Купер ничего не знал о легком жанре. Для него шуточные стихи — всего лишь стихи несерьезные и, следовательно, не требующие большого труда. Я же хочу сказать, что сочинение шуточных стихов предоставляет больше простора для сотрудничества, чем можно ожидать. Дело в том, что шуточное стихотворение, подобно сценическому диалогу, можно совершенствовать бесконечно, подыскивая еще более подходящие слова, еще более естественный поворот фразы. При этом рискуешь потерять всякое чувство пропорции, и вот тут-то появляется твой соавтор и подсказывает единственно верное слово.

Само собой, я не помню сейчас всех подробностей нашей совместной работы и не могу сказать, какие строки обязаны своим существованием вдохновению Кена, а какие — моей доводке. Могу привести два примера, показывающие, как мы удачно дополняли друг друга. Пусть даже технические тонкости не столь интересны для читателя — по крайней мере они показывают, какого рода стихи мы сочиняли.

Первое стихотворение было опубликовано в школьном журнале лимпсфилдского дяди. Начиналось оно так:

Ненаглядный редактор, стихов ты желаешь намедни?

Пусть эпитет тебя не смущает, прошу.

Даже Теннисон им не гнушался, поэт не последний.

А стихи я, конечно, сейчас напишу.

Что же выбрать? Блеснуть остроумием в едкой пародии,

В духе «Панча» и прочих, что шутят и справа, и слева?

Или душу излить мне в лирически-томной мелодии?

Или к Бернсу примкнуть и народные вспомнить напевы?

Напишу-ка в возвышенном стиле про утку я оду.

Родилась она уткой и уткой жила.

И в могилу, представьте, сошла.

Непостижны законы природы!

Дерзновенная утка, доныне ты сердцу мила.

Или нет, воспою я недавно почившего Ликия.

Бленкинсоп Браун при жизни он звался, так что ж?

Глуп как пробка он был, но таланты его невеликие

Вознесем до небес, и посмертно он станет хорош.

И далее в том же духе. Часть каникул я провел у Кена в Уэймуте, и эти стихи мы сочиняли в прямом смысле вместе, а не по переписке. Общая идея стихотворения, конечно, стара как мир. Насколько я помню, первую и четвертую строфы набросал Кен, другие две — я, но отшлифовывали мы их совместно. Сейчас я прошу вас обратить внимание на третью строфу.